Безмолвие - Джон Харт

– Наверное, хотите позавтракать?

– Да, пожалуйста.

– Садитесь где угодно. Буду через минуту.

Джонни направился внутрь заведения, и они заняли столик с видом на мост.

– Как ты познакомилась с Леоном?

– Ты же знаешь, как бывает в этих местах, – сказала Кри. – Люди возвращаются. Все взаимосвязано.

– Это не ответ.

– А я должна тебе отвечать? В самом деле? Именно тебе, из всех людей?

На этот раз Кри явно разозлилась, и не требовалось особой сообразительности, чтобы Джонни уловил подтекст.

Твоя семья владела всем этим…

Всеми нами…

До этого они встречались один раз, и сейчас Джонни почувствовал что-то новенькое. Ему показалось, он понимает.

– Имя Вердина тебе о чем-нибудь говорит? – Она отвела взгляд, сжала губы. Джонни наклонился ближе. – А как насчет Айны?

– Айны? – возмущенно бросила Кри. – Ты спрашиваешь меня про Айну? Ты?

– Да, спрашиваю.

Ее пальцы нашли нож, лежавший на столе.

– Заказывай свой завтрак, вот что я скажу. Заказывай белые яйца и белые тосты и не прикидывайся, будто знаешь меня.

Но Джонни думал, что, быть может, знает.

– Хочу позвонить Клайду, – сказал он. – Джек, можно воспользоваться твоим телефоном?

– Сигнала нет.

– Тогда пойду, подышу воздухом.

Джонни вышел на первое, покрытое козырьком крыльцо. Шагнув подальше от окна, опустился на корточки и позволил себе на минуту перевести дух. Слишком много всего навалилось сразу: сон и пробуждение от него, тела в Пустоши и эти его ощущения по отношению к Кри.

Она хотела убить его.

И в ответ ему захотелось убить ее.

Все возвращалось на круги своя. Узнавание. Эмоции. Айна и Джон Мерримон.

– Господи Иисусе…

Он потер ладонями лицо. Они были шершавые, настоящие. Что еще реально? А что – безумие?

За спиной скрипнула дверь-ширма. Айзек вышел с чашкой кофе.

– Тебе, похоже, это не помешает. – Он протянул чашку, ткнул большим пальцем в сторону двери. – Яичница с беконом. А тебе что?

– Подбрось блинчиков и овсянки.

– О господи, парень… Сильно проголодался?

Джонни не улыбнулся в ответ. На свету Леон уже не так походил на Айзека. Лицо вроде то же, но не такое широкое. И глаза светлее.

– С тобой всё в порядке, дружище?

Джонни посмотрел в сторону. Айзек. Леон. Кого он обманывает? Они выглядят одинаково.

– Я поем снаружи, Леон. Спасибо.

– А твои друзья?

– Извинись за меня, хорошо?

Леон вернулся внутрь и позже принес завтрак. Джонни уселся за ближайший столик и в одиночку принялся за еду. С востока ярко светило солнце, но было еще прохладно. Пока Джонни поглощал бекон, яйца и блинчики, многое изменилось.

Солнце поднялось выше.

На мост въехала полицейская машина.

* * *

Леон готовил бисквиты, когда внутрь влетел Джонни и, закрыв дверь, прошептал:

– Всем пригнуться, тихо.

Джек и Кри онемели, Леон вышел в зал.

– Копы, – сказал Джонни.

– И что?

– Нас здесь нет, понятно? Ты нас не видел.

У Леона хватало проблем с законом, чтобы соврать о ком угодно, когда доходило до копов.

– Уберите со стола. Идите на кухню.

Они сделали, как он сказал, а Леон вышел из заведения со скалкой и руками по локоть в муке. Помощник шерифа встретился с ним под навесом второго крыльца.

– Леон, – приветствовал он.

– Помощник Грейсон.

– Я кое-кого ищу. Подумай, может, ты его видел.

– Не видел.

– Я тебе еще имени не назвал.

– Это неважно. Я здесь с половины шестого. Вы первый человек, который попался мне на глаза.

Грейсон нахмурился, помолчал.

– Он живет в той стороне. Джонни Мерримон. Слыхал о нем?

– Почти все слыхали.

– Он сюда заходит?

– Почему вы спрашиваете?

– Мы думаем, что он убил шерифа Клайна.

– Я должен сожалеть об этой потере?

Леону не было жалко шерифа. Некогда Клайн поймал его на организации кулачных боев в старом амбаре, в пяти милях ниже по дороге. Денежные ставки, рукоприкладство, нелегальная торговля спиртным. Он грозил этими обвинениями десять долгих минут, а потом подмигнул, кивнул и ушел. Как оказалось, шериф был любитель поесть и выпить, в основном на дармовщинку. И за девчонками любил приударить – за работницами с ферм, официантками, в общем, чем беднее, тем лучше.

– Ты помнишь, Леон, шериф всегда питал к тебе слабость. – Грейсон поднялся на крыльцо, заглянул в окна. – Он знал, что ты время от времени преступаешь закон, но предпочитал этого не замечать. Ты должен уважить его память. Должен выручить меня.

– Ваш шериф больше брал, чем давал.

– Может быть. А может, ты несправедлив.

Опершись о столб, Леон сложил руки на груди. Скалка в его огромной ладони смотрелась, как детская игрушка.

– Вы говорите, питал слабость. Прекрасно. Может, и питал. А может, вынуждал меня совать ему в лапу из-за грязных полов и ржавой крыши, из-за маринованой свиной рульки, положенной на стойку. Может, ему нравилось попить-поесть задаром, и молодки тоже нравились. Может, он был белым человеком, который наслаждается тем, что он белый. Может, он вообще не был мне другом.

– Могло быть и так, – сказал помощник. – С такой же легкостью может оказаться, что он был простой человек, живущий в сложном мире, что ему нравились твои ребрышки и виски, и думалось ему, что ты со своими боями и ставками, выпивкой и контрабандными сигаретами не причиняешь настоящего вреда. А может, он говорил со мною о тебе раз или два. Может, рассказывал, что у тебя он может расслабиться, как нигде в городе, что красота в простоте, а дороги с покрытием не всегда хорошая вещь. Может, он считал, что тебе и таким, как ты, не сильно повезло в жизни и вы заслуживаете малость сочувствия. Сейчас, – в руке помощника шерифа появилась карточка, и он положил ее на стол, – все полицейские округа находятся в радиусе нескольких миль отсюда, и ни один из нас не уйдет, пока Джонни Мерримона не пристрелят или не наденут на него наручники, поэтому окажи нам всем услугу. Если увидишь его, звякни.

Он пристукнул по карточке пальцем, потом прошел по грязной парковке и уселся в «Крузер» с номерами округа. Когда полицейский проехал через мост и пропал из вида, Леон вывел Джонни и его друзей из кухни.