Сиротка. Слезы счастья - Мари-Бернадетт Дюпюи

– А-а, так вот в чем дело! Сожалею, что приходится вас разочаровывать, Овид, но я прежде всего парижанка и француженка. Мои предки осели в Париже еще в восемнадцатом веке. Лично я никогда не интересовалась иудейской религией, и мне неизвестны многие из наших национальных традиций и уже тем более наши кулинарные рецепты. Может, вам еще хотелось бы, чтобы я носила желтую звезду?

Эстер с разгневанным видом поднялась и пошла прочь. Овид, смутившись, поплелся за ней. Она остановилась возле деревянного домика, в котором можно было купить или взять напрокат рыболовные снасти.

– Простите меня, я был бестактен, – прошептал он. – Однако и вы уж очень обидчивы.

– Да, это верно! Потому и вы меня простите. Вы ни в чем не виноваты, и я на вас ничуть не сержусь. Давайте вернемся и будем есть эти ваши бейглы.

Она вдруг взяла Овида под руку, словно бы это прикосновение должно было ее успокоить. Овид, растрогавшись, признался ей:

– Я не ходил на людях под руку с женщиной уже давным-давно – думаю, лет тринадцать. Поэтому я чувствую большое волнение. Вы, наверное, считаете меня наивным простаком.

– Нет, вы человек откровенный и чувствительный. Я терпеть не могу тех мужчин, которые бравируют своей принадлежностью к мужскому полу и заявляют, что у них нет никаких слабостей. Мне не хочется показаться вам бестактной, но позвольте все же у вас спросить, почему вы обрекаете себя на одиночество.

Они присели на одеяло, которое Овид расстелил на траве еще полчаса назад. Мухи, облепившие разложенные на одеяле пресловутые бейглы, с легким жужжанием поднялись в воздух.

– Ой, сколько тут мух. Не знаю, будете ли вы теперь есть эти бейглы… – с растерянным видом пробормотал Овид.

– Мухи – это не так страшно. Со мной, как вы сами знаете, бывали случаи и похуже! Однако вы мне так и не ответили. Тошан рассказал мне очень подробно обо всех членах своего «племени». Он сам так и сказал: «мое племя». А вот касательно вас он был не очень-то словоохотлив. Вы, насколько я знаю, близкий друг их семьи и интеллектуал, который делает немало хорошего для детей народа монтанье.

– Такое резюме мне вполне подходит! – усмехнулся Овид. – Ну, раз уж вы хотите узнать обо мне поподробнее… Я женился, как и большинство мужчин, еще в молодости и готовился стать отцом. К сожалению, близнецы, которых моя жена Катрин произвела на белый свет, родились недоношенными и не выжили. После этих тяжелых родов моя жена в течение трех долгих лет все время болела. За ней ухаживала моя мать – ее звали Сельвиния, – потому что я должен был работать. Катрин скончалась…

– Я вам искренне сочувствую, – вздохнула Эстер. – Вы, как говорят некоторые, были безутешным вдовцом?

– Не совсем так, – счел возможным признаться Овид, вдруг ощутив необходимость быть откровенным и ничего не скрывать от Эстер. – У нас у всех есть свой тайный сад, не так ли? Хочу пригласить вас в мой сад, который был изрядно потрепан множеством бурь.

Эстер смущенно посмотрела на Овида, а затем без малейшего ехидства сказала:

– Вы, стало быть, ведете меня в опустошенный сад, в котором цветы затоптаны, ветки поломаны, а трава пожелтела!

Овид невольно рассмеялся: его собеседница не могла выразиться точнее.

– Описание соответствует действительности, Эстер, – сказал Овид. – Вам придется проявить мужество.

Затем он, нервничая, прикурил сигарету. Взгляд его зеленых глаз стал меланхолическим. Его охватили сомнения: ему показалось, что он играет с огнем.

– Вы наверняка почувствуете ко мне жалость после того, как прогуляетесь по моему саду, – наконец сказал он. – Но лично я не боюсь жалости. Чего я боюсь – так это потерять шанс стать вашим другом.

– Вы знаете, а ведь страх – плохой советчик. Я, кстати, совсем не расположена вас за что-либо осуждать.

Эстер замолчала. Она в своей жизни сталкивалась с чудовищами в человеческом обличье, с безжалостными преступниками, и поэтому у нее выработались свои подходы к оценке людей. В данном случае она полагала, что если этот учитель помогал индейским детям и если его высоко ценили Эрмин и Тошан, то он попросту не мог совершить ничего предосудительного.

– За последние годы я сильно изменился, – начал рассказывать Овид. – В начале войны я и летом, и зимой разъезжал по региону Лак-Сен-Жан в поисках каких-нибудь заработков в дополнение к моей основной работе. Я страстно увлекался французской и американской литературой и много читал. Литературные произведения были для меня чем-то вроде Библии, заменяли собой духовного наставника. У меня возникла навязчивая идея научить читать индейцев, чтобы им стала доступна эта духовная мощь. Они очень быстро прониклись ко мне симпатией, и я завел среди них много друзей. В 1939 году одна очень набожная индианка монтанье познакомила меня с Эрмин, Снежным соловьем. Я вскоре в нее влюбился, и эта любовь и украсила, и опустошила мою жизнь, потому что Эрмин обожала своего мужа.

Он из уважения к Эрмин решил соврать:

– Я хочу подчеркнуть, что между нами никогда ничего не было – никогда и ничего! Да и кто станет соперничать с Тошаном Дельбо, которого называют в прессе повелителем лесов и красавцем метисом!.. Ну да ладно, хватит об этом. Мало-помалу я перезнакомился со всеми ее близкими родственниками – Лорой, Жослином, детьми. О военных годах у меня, в общем-то, остались хорошие воспоминания, потому что я помог Эрмин забрать Киону из государственной школы-интерната. Затем мы писали статьи, в которых рассказывали о безобразиях, имевших место в такого рода заведениях. Я с ностальгией вспоминаю о том, каким я тогда был, ибо я ревностно защищал индейцев. А еще я восхищался Кионой, удивительные способности которой заставляли меня усомниться в абсолютной правильности моих материалистических воззрений. Мало-помалу я ожесточился в ходе мимолетных любовных интрижек, которые не могли привести ни к чему серьезному, и своего траура по большой, но безответной любви. Каких только усилий я не предпринимал, чтобы отвлечься от грустных реалий моей жизни: и старался говорить более грамотно, избегая местных словечек и выражений, и читал все больше и больше, и беспрестанно что-то изучал… Но все было бесполезно.

Эстер посмотрела на Овида с задумчивым видом, а затем отпила немного лимонада и закурила сигарету.

– Пока что я не услышала ничего шокирующего, – сказала она. – Я без труда могу себе представить, что какой угодно мужчина может влюбиться в Эрмин и сохранять это чувство много лет. Она женщина удивительной красоты, и красота эта не только физическая. Она представляется мне милой, нежной, щедрой, умной. А что говорить про ее удивительный голос?! Столько замечательных достоинств в дополнение к ее прекрасным светлым волосам, белоснежной коже и большим голубым глазам! Лоранс на нее очень похожа – больше, чем Мари-Нутта.

Овид, сильно смутившись, опустил голову. Однако затем он – в поспешной манере – решился быть предельно откровенным и рассказал, ничего не утаивая, о том, что произошло у него с Лоранс. Эстер на этот раз так удивилась, что, сняв свои солнцезащитные очки и не произнося ни слова, с недружелюбным видом стала смотреть куда-то в сторону.