Почти нормальная семья - Маттиас Эдвардссон

– Ты должен позвонить в полицию. Отвези ее в больницу, Адам!

Он ответил уклончиво.

– Адам! Очень важно, чтобы ее немедленно осмотрел врач.

– Поговорим позже. Мы едем домой.

Я сидела за кухонным столом, когда у дома зарычал мотор машины. Я выбежала им навстречу, голова у меня раскалывалась.

Стелла упала ко мне в объятия, и я почти внесла ее в дом, словно ей снова было пять лет. Она сидела в кухне как парализованная, с совершенно отсутствующим лицом.

Я плакала, стуча кулаками в грудь Адама.

– Как такое могло произойти?

– Успокойся, – проговорил Адам, держа меня за руки.

– Почему ты не позвонил в полицию? Зачем вы приехали домой?

Он поднял на меня пустые глаза.

– Что ты там делал? Шпионил за Стеллой?

– Это моя работа.

– Твоя работа? – Мне он ни слова не сказал о том, что собирается поехать в лагерь. – Я звоню в полицию.

Я вытащила телефон из чехла, но Адам отобрал его у меня:

– Подожди! Все не так просто, как ты думаешь.

– Что такое?

Взглянув на Стеллу, он сделал мне знак выйти с ним в прихожую.

– Стелла пошла с Робином в корпус для вожатых. Более того, похоже, все произошло по ее инициативе.

Я не поверила своим ушам:

– По ее инициативе?

– Другие конфирманты рассказали, что она планировала его соблазнить.

– Соблазнить? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ей пятнадцать лет.

– Само собой. Я не защищаю Робина.

– А что ты тогда несешь?

Он сжал мои плечи и посмотрел на меня грустными глазами:

– Я гарантирую, что больше он не получит работу в Шведской церкви. Я мог бы его в порошок стереть…

– Но?..

– Но начать всю эту процедуру… Это только навредит нам всем. Навредит Стелле.

Внутри у меня все оборвалось.

– Мы должны, Адам! Мы должны!

Он потряс головой:

– Все узнают. Люди станут осуждать ее. Ей придется жить с этим всю жизнь.

Мысли отчаянно вертелись в голове. Я откашлялась, боясь, что меня вытошнит. В каком-то смысле я понимала Адама. Мне и самой приходилось защищать мужчин, которых обвиняли в изнасиловании. И я сама задавала потерпевшей все эти неприятные вопросы – про одежду, алкоголь, наличие сексуального опыта и сексуальные предпочтения. В одних случаях я сама сомневалась в показаниях потерпевшей. В других просто делала свое дело.

– Она жертва, – проговорила я, всхлипывая. – Она ни в чем не виновата.

– Знаю, дорогая. Само собой, она не виновата. Но изнасилование уже произошло, этого мы не можем изменить. Единственное, что мы можем сделать, – защитить ее, чтобы не стало еще хуже.

Он обнял меня, и я прижалась к его груди. Наши сердца отчаянно бились, но совсем не в такт.

«Вот до чего мы дошли», – подумала я тогда.

Но сейчас мне кажется, что еще есть возможность все изменить. Еще есть шанс спасти нашу семью, стать той матерью, которой я всегда мечтала стать, – такой, которая готова на все, чтобы спасти своего ребенка.

В то воскресенье, когда полиция обследовала наш дом, Адама забрали на первый допрос. Я просила его держать себя в руках, взвешивать каждое слово. Тем временем я размышляла, о чем могу рассказать ему. Не было сомнений, что ради Стеллы Адам готов пройти через все круги ада, но я подозревала, что в данном случае в силу его безупречной морали это ляжет тяжелым крестом на его душу.

Ночью прокурор приняла решение об аресте Стеллы, и единственным лучиком света среди всей этой тьмы было то, что защищать ее назначен Микаэль Блумберг.

Я попросила полицейского позвонить, как только будет закончен обыск в нашем доме. Потом на подгибающихся ногах обошла все комнаты, пытаясь выяснить, что же обнаружили полицейские. Подозреваю, что не много.

В субботу вечером, прежде чем мы с Адамом сели в такси, чтобы ехать в полицейский участок, я отошла к мусорным контейнерам за углом. Громко изображая, что меня рвет, я растоптала ногами телефон Стеллы и выкинула остатки в контейнер для металлических отходов. Сим-карта уже лежала в надежном месте – у меня в сумочке. Еще не представляя, что же произошло, я понимала, что сообщения Стеллы могут ее скомпрометировать. Страх сдавил грудь, но все прошло даже легче, чем я себе представляла. Тебе кажется, что ты никогда в жизни так не поступишь, – и вдруг это становится совершенно естественным, когда речь идет о спасении собственного ребенка.

Поздно ночью я обшарила в доме каждый угол и обнаружила окровавленную блузку, небрежно засунутую под кучу белья в постирочной. Она была все еще влажная. Кто ее туда спрятал – Стелла? Или машину опорожнял Адам? Некоторое время я колебалась, как лучше поступить, но когда позвонил Микаэль и сообщил, что полиция едет к нам, я решила выбрать самый надежный вариант и бросила блузку в камин. Стоя рядом, я видела, как искры скакали по съеживающейся в огне ткани.

В душе у меня бушевали противоречивые чувства. Как юрист я только что совершила самое неприемлемое, что только можно себе представить. Как мама – сделала единственно правильное. Мне по-прежнему ничего не было известно о событиях вечера пятницы, однако я точно знала, что мой долг – защитить дочь.

Утром в воскресенье Адам позвонил мне, как только закончился допрос. Когда я поняла, что он солгал полиции и дал Стелле алиби, в груди у меня потеплело. Это было продиктовано любовью – высшее доказательство того, как сильно он привязан к Стелле и ко мне. С этого момента я поняла, что готова на все ради своей семьи.

Адаму я сказала, что полицейские все еще работают в доме. И пока ему нельзя возвращаться. Мне нужно было все обдумать.

Через несколько минут раздался стук в дверь. Неслышно проскользнув в постирочную комнату, я выглянула в окошко.

Мне была видна лишь черная кепка, натянутая так низко, что почти скрывала лицо, и ноги в темных сникерсах, беспокойно переминавшиеся на каменной лестнице.

Я приоткрыла дверь – ровно настолько, чтобы схватить ее за рукав и втащить внутрь.

– Я решила не звонить, – сказала она.

Я посмотрела наружу через стекло во входной двери и убедилась, что улица пустынна. Мою посетительницу никто не видел.

– Проходи, – сказала я.

Не снимая обуви, она направилась прямо в кухню. Я поспешно обогнала ее и рывком задернула шторы.

– Что произошло?

Голос у меня дрожал.

Амина посмотрела на меня своими прекрасными карими глазами с покрасневшими белками.