Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Рис. 62. Пятно на яйце в виде рисунка курицы и лисицы

Сравнивая описания и изображения этого чудовища между собой, проф. Стенструп пришел к заключению, что все они относятся к десятищу-пальцевой каракатице. Это животное имеет черную с красным окраску, а бородавки на коже и присоски на щупальцах могут легко быть приняты за чешуи. Если представить себе это животное, лежащее на берегу, брюшной поверхностью вниз и с подобранными щупальцами, то можно усмотреть некоторое сходство с монахом, снабженным рыбьим хвостом; чтобы оно было нагляднее, мы даем на рис. 61 изображение каракатицы, взятое у Стенструпа, и морского монаха, как он изображен у Геснера и Ронделэ. Вся эта история служит очень ярким доказательством того, что при поверхностном взгляде мы легко преувеличиваем сходство незнакомого со знакомым. Это относится не только к общему виду животного, но даже и к подробностям. Все сообщения о морском монахе говорят о чешу ях, которых нет на каракатице. Но, очевидно, рассуждали так: морской монах — рыба, рыба одета чешуями, следовательно, у морского монаха есть чешуи. При некотором желании и при поверхностном осмотре бородавки и присоски можно принять за чешую. Сходство было преувеличено. Единственное противоречие между описанием морского монаха и каракатицей может быть только относительно величины в четыре локтя, далеко превосходящей обыкновенные размеры каракатицы. Однако возможно, что и было поймано животное четырех локтей длины: по крайней мере были случаи поимки немного меньших экземпляров. Такой именно гигантский экземпляр, пойманный в 1853 году, навел проф. Стенструпа на мысль, что перед ним и есть in purls naturalibus морской монах.

Возвратившись к Плинию, мы найдем у него источник рассказа об очень интересном и много раз описанном животном, баснословном единороге.

Этот зверь упоминается еще в Библии и у Аристотеля, но у Плиния ясно видно, что вера в его существование основана на ошибке наблюдения. «Самое неукротимое животное есть единорог, имеющий тело лошади, голову оленя, ноги слона и хвост кабана. На средине лба он имеет рог, длиной в 2 локтя (почти 1 метр). Никто не мог изловить зверя живым». Таким образом, Плиний при описании единорога прибегает к сравнению его членов с таковыми же других животных, и мы должны ожидать, на основании до сих пор нам известного, что сходство это преувеличено. Все же, однако, Плиний дает нам признаки, достаточные для определения единорога. Есть только два животных, которых ноги похожи на слоновьи: бегемот и носорог. Так как только последний может дать повод к описанию рога на лбу, то легко предположить, что он именно и есть загадочный единорог. Хотя тело его мало походит на тело лошади, а голова на оленью, но этому нельзя придавать большого значения; мы знаем, что сходство преувеличивается; ведь и ноги носорога тоже не вполне похожи на ноги слона по числу копыт. Утверждение Плиния, равно как и других писателей, о крайней дикости единорога, конечно, также вполне соответствует нраву носорога, который нигде никогда не был домашним животным. Однако против этого можно возразить, что носорог был прекрасно известен Плинию, у которого есть верное описание его. Плиний сам говорит, что не раз видал его на арене цирка. Поэтому казалось бы, что в основание рассказа Плиния о единороге не могло быть положено смешение его с носорогом, так как он описывает двух животных, из которых одно он сам видел. Мне кажется, однако, что такое смешение вполне возможно; единорога он описывает лишь основываясь на словах какого-нибудь прежнего автора, которого он просто пересказывает целиком, он мог не подозревать, что введен в заблуждение и что мнимый единорог есть не что иное, как хорошо известный ему носорог. При изучении других авторов мы можем найти подтверждение этого предположения. Современник Плиния, географ Изидор Медийский говорит также о единороге (monoceros), но уже прямо прибавляет, что это то же животное, которое называется носорогом (rhinoceros). Изидор говорит далее, что единорог (он же носорог) настолько дик и быстр, что не может быть пойман обыкновенными средствами, а только непорочною девицей; — это примечание играет потом большую роль в средневековых легендах об единороге.

Эти примеры, число которых можно было бы увеличить до бесконечности, доказывают нам, что и в старинные времена неточности наблюдения были те же, что и теперь. Из них же видно, как из таких ошибок зарождаются суеверия и баснословные образы, которые существуют много веков и искореняются только более тщательными исследованиями. Прежде чем перейти к разбору более сложных случаев, рассмотрим еще несколько примеров, где были такие же ошибки наблюдения, но которые повели к возникновению суеверий совершенно в другой области.

Существует очень старое и очень упорное убеждение, что если беременная женщина испугается какого-нибудь зверя, или другого предмета, то на плоде окажутся знаки того, что причинило испуг. Или весь ребенок будет иметь сходство со страшным предметом, или только его лицо, или наконец на теле его будут родимые пятна, сходные по форме с испугавшим. Уже во времена Агриппы имелась готовая теория для объяснения этого. Теория эта конечно неверна, но все же и новейшие наблюдения подтвердили, что при особых обстоятельствах, напр., у истеричных, путем вазомоторных рефлексов, могут выступить пятна на коже и даже произойти кровоизлияния. Эти явления остаются местными и отчасти воспроизводят представления, завладевшие сознанием субъекта.

Следовательно, явление это происходит на нервной почве. Но так как никакой связи между нервной системой матери и плода не существует, то передача впечатлений от матери плоду была отвергнута и все приведенное признано было за суеверие. Вероятнее всего, что в основе этого верования лежит также неправильное наблюдение. Весьма нередко беременные женщины бывают обуреваемы навязчивыми идеями, а потому если у плода окажется уродство, или пигментное пятно, то при некотором желании сходство его с содержанием патологической идеи матери может быть легко преувеличено и последние приняты за причину первого. Несколько примеров помогут нам понять дело и убедиться, что такое объяснение имеет основание. Пример наш относится не к человеку, а к курице, но это не изменяет дела. На рис. 62 изображено в естественную величину яйцо с темноватым причудливым пятном на вполне белой скорлупе. Пусть читатель попробует угадать, что должно изображать это пятно; этого не могли сделать и те, кто видел подлинную фотографию. Но если знать «историю» яйца, то в пятне можно найти смысл. Курица попала в зубы лисицы, но была отбита хозяином. Некоторое время курица лежала как бы подавленная ужасом, но потом оправилась вследствие тщательного ухода, а через три дня снесла яйцо с пигментным пятном, в котором собственник очень ясно усмотрел изображение всей истории, т. е. курицу в когтях лисицы. Некоторое весьма отдаленное сходство, пожалуй, можно усмотреть, но чтоб узнать в причудливом пятне всю историю, нужно знать ее заранее и тогда, конечно, очень легко преувеличить сходство. Вероятно, нападение лисицы, вызвав нервное потрясение у курицы, помешало всему яйцу принять темную окраску, как это иногда бывает, но сделать из пятна изображение всего происшествия может только безграничная фантазия наблюдателя, знакомого с ним заранее.