Домой до темноты - Чарльз Маклин

Она понятия не имела, где находится, но догадывалась, что далеко от Манхэттена. Игла! Для города слишком тихо. Помнится, проезжали знак «Банкетный зал Тенафлай»… фиг его знает, где это. Еще была пустая парковка… Гай вытащил ее из «фольксвагена» и заставил лечь в багажный отсек старого «бьюика». Что он задумал? Наверное, он вколол ей снотворное или дал пилюлю… Значит, она вырубилась. Он уже сделал с ней это?

Ничего не вспомнить, мысли разбегались.

Джелли попыталась шевельнуться. Никак. Не из-за того, что связаны руки и ноги, не из-за тесноты ячейки — просто мышцы не слушались. От запаха бензина и масла сильно мутило. Потом вдруг возникло воспоминание о вспышке кривого лезвия и крови Ласло, хлюпавшей под ногами. Джелли подавилась и носом втянула воздух. Куда девался Гай? Она потеряла ощущение времени и не могла сказать, когда хлопнула дверца машины — уже давно или минуту назад? Шагов не слышно.

Джелли напряженно вслушивалась. Клейкая лента, обмотанная вокруг головы, залепила уши. Будто шум моря в ракушке. Казалось, за мерным шумом слышится плеск воды.

Машина стояла наклонно. Видимо, поэтому Джелли все время казалось, что она падает. Значит, припарковались на косогоре.

Я продвигался медленно, по шагу, но даже не старался не шуметь. Если они здесь, Страж наверняка услышал шум мотора и заметил фары. Я не спускал глаз с двери в комнату служанки на верхней площадке, жалея, что у меня нет пистолета или хоть какого-нибудь оружия.

Я все еще сомневался в правильности своего решения. Когда пару минут назад мы подъехали к «Ла-Рошели», перед домом не было ни одной машины. Все окна светились, что немного приободрило, но вокруг не было ни души. Через кухню я сразу прошел к черному ходу и, остановившись у лестницы, прислушался.

Дверь в комнату Хесуситы была заперта. Тяжелым огнетушителем, который стоял на площадке, я ударил по ручке, а потом им же саданул в дверь. Взгляд мой обежал смятую постель, стул и обрывок веревки, примотанный к ножкам. Они здесь были, но ушли. В ванной горел свет. Дверь была приоткрыта, на пороге блестела лужица воды. Плечом я распахнул дверь шире.

Ничего необычного. Мокрый пол, словно кто-то недавно принимал душ. Под раковиной кучка влажных полотенец и промокший коврик. В ванне, из которой не выдернули затычку, на дюйм мыльной воды. Я ее потрогал — холодная.

Выключив свет, я вернулся в комнату и бросил огнетушитель на кровать. Надо разобраться: зачем Страж прислал видеосообщение, а потом увел Джелли и запер пустую комнату? К чему такие хлопоты? Не иначе, чтобы меня задержать. Но ведь он хочет, чтобы я их нашел? Меня бы не позвали в «Ла-Рошель», если бы план не строился на моем присутствии.

И вот тут я понял, как все должно сработать. Если Кира права насчет мотивов Стража — безумного упорства в том, что я убил его родителей, — то сбитые простыни и стул с веревкой становятся уликами против меня — следом, который я оставил, готовя новое убийство. Ведь теперь повсюду мои отпечатки.

Все подстроено. Я вспомнил квелый испуганный взгляд Джелли, и меня обуяла злость, что какой-то гад заставляет ее страдать, желая отомстить мне. Ведь Страж хочет уничтожить меня. Я закрыл глаза и увидел его мать: вымокшая до нитки, она распростерлась на полу грузового контейнера, из уголка ее рта струйкой сбегает кровь. Если бы не та единственная зло-436 йотой до тетноты счастная ночь с Джун Ситон, ничего бы этого не случилось.

Прошлое меня настигло и карало, несоразмерно всем моим грехам. Какая насмешка: стремление поквитаться с убийцей Софи настолько меня ослепило, что я привел в действие череду страшных событий. И я же был виновен в смерти дочери.

Если так, если даже отчасти так, это невыносимо.

Но сейчас об этом надо забыть. Нет времени раскаиваться в том, чего не изменишь. Я думал о Джелли и своей любви к ней — любви, которая подвергла ее опасности и вот-вот станет причиной ее смерти, если только я не найду ее, прежде чем Страж исполнит свои безумные угрозы.

Все решат, что ее убил ты… И знаешь, будут правы.

Вообще-то ему не нужна моя помощь в том, чтобы представить Джелли моей жертвой. Было страшно, что Страж решит обойтись без меня, и я не сумею помешать повторению кошмара.

Понадобилась всего минута, чтобы осмотреть другие комнаты и понять, что в доме их нет. С Алисой, слава богу, ничего не случилось — обложенная подушками, старуха крепко спала. В гараже не было ни «субару», ни древнего «бьюика». Страж мог взять любую машину, но что-то мне подсказывало: усадьбу он не покинул.

Здесь было не так много мест, куда он мог увести девушку. Со столика на веранде я схватил фонарь и уступчатой садовой дорожкой побежал к пруду. Без ключа от калитки я смог лишь сквозь сетчатую изгородь обшарить лучом раздевалку и сарайчик. Ничто не шевелилось, кроме скользящих теней. Обнесенный оградкой пруд пересох и зарос осокой. В памяти всплыл давнишний жаркий август, когда я учил Софи нырять и плавать под водой. Теперь здесь все осиротело.

Я выключил фонарь и прислушался. Вдалеке ревела автострада, а рядом лишь плескался Гудзон, между деревьев посверкивавший изменчивым серебристо-черным узором. Предчувствие чего-то неизбежного повело меня к реке.

Я пробирался тропинкой вдоль берега, водил фонарем и окликал Джелену, боясь, что уже слишком поздно. Страж наслаждается подобными играми — подбросить надежду, что она еще жива, хотя самое страшное уже свершилось. Тогда он чувствует, что полностью владеет ситуацией. Может, позвонить в полицию? Он остерегал против этого, но какая теперь разница?

Поравнявшись с лодочным сараем, я остановился отдышаться. Снова позвал Джелену, но лишь затем, чтобы Страж знал, — я не отказался от поисков. Подождал. Тьма не ответила. Вдруг за деревьями и кустами у самой воды раздался звук, похожий на крик кваквы. Затем он повторился. Но теперь походил на человеческий голос.

На очень слабый, но вполне отчетливый зов о помощи.

Это был мужской голос, который звал откуда-то неподалеку. Я направил фонарь на бесхозный сарай, костлявым остовом маячивший на фоне беззвездного неба; луч заглянул в чернильную темноту за открытой дверью и вернулся на тропку, пересекавшую болотистый пятачок между сараем и берегом.

Посреди тропинки я разглядел фигуру, ползком выбиравшуюся на сухое место.

Кэмпбелл Армур будто не почувствовал света фонаря и не остановился. Сыщик потерял очки, его лицо, волосы и фуфайка были измазаны запекшейся кровью, но дюйм за дюймом он полз на локтях, волоча коротенькие безжизненные ноги. Я присел перед ним и взял его за плечо.

— Кэмпбелл, это я, Эд Листер.

Услышав мой голос, он вздрогнул и повернул ко мне лицо — глаза его набрякли кровью.

— Он захватил девушку, Кэмпбелл. Вы знаете, где они?

— Я думал, вы… Страж. — Сыщик надолго замолчал, потом выговорил: — Позвоните моей жене, скажите… — Он сник.

— Я вызову помощь, и вы сами все ей скажете. Где они?