Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

У Спартака вырвался протяжный стон, когда он в последнеммощном толчке освободил себя от семени. Он отвалился от женщины, лег без сил наполу. Он услышал рядом с собой невнятное бормотание, ему удалось разобратьчто-то вроде «мальчик мой», потом раздались всхлипы.

Спартак почувствовал сильное облегчение. Это было не простовполне понятное физическое облегчение, но и освобождение от чего-то гораздобольшего, давившего все это время на психику...

Женская голова легла ему на плечо, а рука стала гладитьживот. Черт возьми... в этот момент Спартак почувствовал самое настоящееотвращение к той, что была рядом. Чтобы отвечать на эти ласки, надо былопересиливать себя, а этого не хотелось. Он и не отвечал, лежал, не двигаясь,прикрыв глаза.

Отвращение отступило, и захлестнула смесь противоречивыхощущений: и удовлетворение плоти, и стыд, и брезгливость, и... даже что-товроде нежности к этой прильнувшей к его плечу пьяной бабе. Именно так – подобиенежности. Ведь она явно что-то в нем пробудила.

Да, кажется, проклятый доктор прав – Спартак чувствовал... отогрев.По-другому это и не назовешь. Будто до сего момента он был заморожен, а теперьтело вновь, клетка за клеткой, наполняется живительное теплом, приходит с и л а,которая позволит дальше бороться.

Правда, несмотря на всю пользу любовной терапии, отповторного ее сеанса следовало уклониться. Потому как вряд ли найдется вдостатке эмоций, чтобы имитировать желание. А мужское естество – не женское,тут притвориться не получится, все, как говорится, наглядно.

Как избежать повторной ласки, Спартак в общем и целомпонимал – прибегнуть к рецепту доктора Рожкова. А именно – накачать дамочкуспиртным. Вот к этому и следовало приступать.

Повернувшись к начальнице и приобняв ее за плечи, Спартакпреувеличенно бодрым тоном сказал:

– Наше состоявшееся знакомство надо отметить. Как думаешь,товарищ Ольга?

Как и ожидал Спартак, «товарищ Ольга» думала на сей счетисключительно положительно. Ну а что дамочка выпить любит, он убедился,пронаблюдав, как залихватски тяпнула она первые две стопки. Словом, напоитьбольничную командиршу, что называется, было делом техники, а эту техникуСпартак знал неплохо.

Стопка за стопкой, дымя папиросами «Казбек», о чем-тобеседуя, отвечая на ее расспросы про ленинградскую жизнь и полеты. Иногдаприходилось отвечать на долгие поцелуи, но Спартак стойко выдержал и этоиспытание.

А после какой-то там по счету стопки, как и предсказывалдоктор Рожков, камень сам покатился под горку – товарищ Лаврентьеву уже большеинтересовала добавка, чем дела любовные. Тем более свой самый главный голод онауже несколько удовлетворила.

Ага, чего с нетерпением и дожидался. Голова ее сталанеумолимо клониться к столу, а речь сделалась уж совсем бессвязной. Спартак подлокоточек поднял начальницу, отвел к кушетке и аккуратненько пристроил там наночной отдых.

В общем, ничего удивительного – бабий век короток. И чтоприкажете делать, а тут служебное положение само подсказывает выход. И нет вэтом ничего зазорного или противоестественного.

И вообще, хорошо и легко быть моралистом, сидя в уютномдомашнем кресле и кутаясь в плед...

В коридоре ему навстречу попался Рожков. Доктор был пьян вдымину. То ли случайно попался, то ли поджидал Спартака...

– А, вижу все прошло наилучшим образом, – проговорилРожков, прислоняясь к стене. – Почти сияете. Говорил же вам... Черт васпобери, Котляревский, с вашими... – Рожков снял очки и устало потерглаза. – Базарова помните? Этот, который нигилист. Тургенев...Удовлетворение есте... свенных потребностей... Хрена там! Вот я их вполнеудовлетворяю, и что? Я счастлив, может быть?

Рожков матерно выругался.

Стоять и слушать пьяные докторские бредни Спартак ненамеревался. Хоть и сам Котляревский на данный момент был не самым трезвымчеловеком в больнице, однако состояние состоянию рознь. Они с докторомкатегорически не совпадали состояниями, а стало быть, общество эскулапа Спартакубыло бы сейчас лишь в тягость. Ну а затевать разговор насчет выписки ипрочего – в высшей степени неразумно. Со всякими просьбами и пожеланиямиследовало повременить до утра. Спартак аккуратненько отстранил Рожкова,собираясь следовать дальше своим курсом в направлении палаты.

– Котляревский... Котляревский... – два раза произнесРожков фамилию Спартака так, словно впервые ее услышал. – Фамилия редкая.Не Иванов и не Рожков какой-нибудь. Встретишь – врезается.

Спартак резко обернулся и сделал шаг назад:

– В каком смысле, простите, вас следует понимать, товарищврач?

«Или из доктора просто лезет пьяный бред и внятного ответаот него не добиться, да и нет никакого ответа?»

– А! – Рожков устало махнул рукой. – Все думал:говорить – не говорить? Вроде бы по занимаемому положению права никак не имею.И как врач не должен. И как этот... из соображений человеколюбия. А потомподумал... А, чего уж там! Знайте все и сами решайте...

– Что я должен знать и решать? Петр Александрович, началиуж, давайте дальше.

– Котляревская... – сказал Рожков и гулко икнул. –Бывают, конечно, совпадения... Хотя по возрасту подходит... Короче... Похоже,ваша мать больна раком. Четвертая стадия, это смертельно.

Комната поплыла перед глазами Спартака.

– Откуда... – он осекся.

– Осужденная Котляревская находится в женском лагере,километрах в ста пятидесяти отсюда. ЧСИР, или что-то такое, не помню. Еепривозили сюда, осматривали. А потом вернули в лагерь – все равно бесполезно,чего зря обезболивающее переводить, да и койки нужны, какая разница, гдезагнется, в лагере или в больнице, а в лагере, может, еще и поработает на благоРодины... Да не смотри ты на меня так, это не я решил! И это не мои слова! Этосказал... – Рожков ткнул пальцем в потолок. – Я ничего не мог поделать,все без меня обмозговали и решили!..

Мама...

– Ты ничем ей уже не поможешь, – обреченно махнул рукойРожков. – И свиданку тебе никто не даст. Да и не успеешь, боюсь, и вряд лиона будет рада тебя видеть – в бушлате арестантском. Так что смирись, брат.Жизнь такая уж наша сволочная...

Грузовик резко затормозил, Спартака швырнуло на борт, больноприложило плечом о край. Конвоиры, сидевшие на лавке у противоположного борта,чуть не загремели костями на пол.

– Твою душу мать! – во всю глотку заорал сержант,поправляя слетевший с плеча ППШ. – Совсем охренел Приходько! Урою, падла!

Грузовик остановился.

– Сломались, что ли? – с тревогой спросил второйконвоир, что по возрасту и по званию был помладше своего напарника.