Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

Илл. 127

Рассмотрим внимательнее те значения и мотивы, которые могут использоваться в целях социокультурного конструирования и программирования. Среди них обращают на себя внимание прежде всего рубрики «игра в куклы как социовозрастной маркер» и «игра в куклы как маркер девиации». К ним примыкает выборка текстов по теме «кукла как детская игрушка», поскольку в большинстве случаев представляется очевидным, что упоминание или описание играющего в куклы ребенка (или группы детей) в контексте литературного произведения, газетного, журнального или мемуарного текста направлено на создание определенной атмосферы или настроения «переживания детства». Кроме того, игра в куклы является важной характеристикой персонажа, этот игровой предмет используется при описании его отличительных персонально-личностных и эмоционально-чувственных черт. Большинство упоминаний куклы в указанных контекстах связано с выделением и подчеркиванием ее особой роли в жизни ребенка, реже – взрослого человека (иногда как проекция воспоминаний о детстве на события личной жизни). Она является важным символическим предметом, вокруг которого организуется его жизнь и при помощи которого автор характеризует его как персону (социально значимые личностные признаки) и как личность (индивидуально значимые признаки, выражение особенностей внутреннего «Я») – см. илл. 126, К. Ноулс. Застенчивая (2008); илл. 127, В. А. Тропинин. Девочка с куклой (1841).

• «До сих пор часто видал я, что люди встречают новый год в таком восхищении, как молодой супруг свою новобрачную или как малый ребенок новую куклу» [И. А. Крылов. Похвальная речь науке убивать время, говоренная в новый год (1793)].

• «Она увлеклась, как легкомысленная девочка увлекается куклой» [А. О. Осипович (Новодворский). Накануне ликвидации (1880)].

• «… видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей» [И. А. Гончаров. Обыкновенная история (1847)].

• «Я помню Вареньку, когда она еще играла в куклы, а теперь и сама она готова в игрушки, – сказал, вздохнув, Федор Федорыч» [М. В. Авдеев. Тамарин (1851)].

• «Действительно, она отлично довольствовалась своим собственным обществом, гуляя, собирая цветы, беседуя со своею куклой, и все это с видом такой солидности, что по временам казалось, будто перед вами не ребенок, а крохотная взрослая женщина» [В. Г. Короленко. Слепой музыкант (1886–1898)].

• «Но такая маленькая, что об этом не стоит и говорить: косички и куклы. Боже мой, косички и куклы!» [Л. Н. Андреев. Два письма (1916)].

• «Даша, ревниво принимавшая к сердцу каждый успех брата, успокоилась и принялась купать своих кукол, она снимала с них одежду и, приоткрыв окно, совала их под льющиеся с крыши потоки воды, затем просушивала им длинные волосы и мастерила самые замысловатые прически» [Петр Проскурин. Полуденные сны (1983)].

• «По ее рассказам, в детстве я любила играть одна, часами рисовала и шила одежду для кукол» [И. А. Архипова. Музыка жизни (1996)].

• «Но вот мы с Жорой (моим последним партнером Георгием Проскуриным) стали ездить на чемпионаты мира и Европы, и я обратила внимание, что девочки в раздевалке сидят кто с куклой, кто с плюшевой собакой, короче, каждый что-то в руках теребит…» [Татьяна Тарасова, Виталий Мелик-Карамов. Красавица и чудовище (1984–2001)].

В этом контексте вполне закономерны упоминания куклы в одном ряду с предметами, маркирующими первичную социализацию ребенка, – крестильной рубашкой или чепчиком.

• «Пожилая женщина вспомнила такую картинку из детства: когда пришли с обыском, она свою крестильную рубашку и куклу успела спрятать на печку» [Кошмар на улице Мельникова не забыть. Обратная связь (2002) // «Известия», 2002.11.03].

• «И наиболее острыми становятся две точки: когда Ротмистр бережно перебирает вынутые из потаенного ящичка секретера куклу и крестильный чепчик своей когда-то нежно любимой жены; когда он на авансцене страстно, напоследок, прижимает к себе дочь…» [«…И поле битвы – сердца людей» (2003) // «Театральная жизнь», 2003.05.26].

Часто куклы или иные зоо– и антропоморфные игрушки маркируют «женское» и «мужское» пространство (пространство девочек и мальчиков, если говорить о детях – см. илл. 128 [Лаврентьева 2008]), то есть являются важным гендерным маркером.

• «Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках – обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка серых коней, с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, – обозначали владения мужского пола» [Д. В. Григорович. Гуттаперчевый мальчик (1883)].

• «Трудно, например, представить себе, что мама когда-то была такая же маленькая, как Шура, и играла куклами, а папа – было время – вовсе не ездил в должность, а скакал верхом на палке, в бумажном колпаке» [В. Г. Короленко. Ночью (1888)].

• «Усядемся за столом и, каждый занимаясь своим делом (я рисовал, выстраивал солдатиков, девочки шили платья для кукол), слушаем чтение Юлии Михайловны» [Юрий Никулин. Как я учился ходить (1979)].

Илл. 128

Совместная игра в куклы в детстве нередко является весомым аргументом при доказательстве близости и особого душевного родства, а изготовление или дарение куклы ребенку рассматривается как знак особого внимания.

• «Я от покойного мужа твоего всю жизнь искреннею приязнию пользовалась, а мы с тобой еще девчонками вместе в куклы в пансионе играли» [Ф. М. Достоевский. Бесы (1871–1872)].

• «Ты мне все представляешься тем Виктором, с которым мы выросли вместе, с которым мы играли в куклы…» [И. И. Панаев. Опыт о хлыщах (1854–1857)].

• «Старшие сестры шили ей кукол, расчесывали Анюте волосы своими взрослыми гребнями, целовали и подкидывали к небу» [Александр Архангельский. 1962. Послание к Тимофею (2006)].

Игра в куклы, точнее отказ от нее, является мерой «взрослости», социальной состоятельности, а выражения «еще в куклы играет» или «тебе бы только в куклы играть» употребляются в качестве веского аргумента при обсуждении зрелости и ответственности человека.