Изгой - Юрий Никитин

Он видел, как все ниже опускает голову Скиф. Похоже, юногогероя добивает фраза, что он отныне правитель, должен поступать как правитель,заботиться о народе, как правитель, забыть о себе и вести себя только так, какдолжен держаться правитель. А правитель делает все как надо, а не как желаетсам...

Скиф сказал убито:

— Но я не хочу, чтобы она шла босыми ногами по горящимуглям.

Окоем возразил настойчиво:

— Господин, в тебе говорит человек. Увы, простойчеловек, даже простолюдин! А для простолюдина свой огород, корова да семья —выше интересов великой державы, в которой живет. Но если даже простолюдинподнимается до трона, такое бывало, он начинает мыслить по-державному. Еслимыслит по-прежнему, державе конец. Придут соседи — сильные, доблестные, самоотверженные...Перед ними не устоять с мышлением простолюдина. Решайся, господин! Тем более,что для Ляны это полностью безопасно, а ты получишь от народа такой порыв любвии преданности, что они за тобой пойдут хоть в преисподнюю!

Скиф подумал, что его постоянно сравнивают с Гелоном, ивсегда в пользу Гелона. В самом деле, хорошо бы показать сразу всем, что ондостоин... А если невинная девушка пройдет по горящим угольям, а потом броситсяему на шею, а потом они рука об руку... Нет, он подхватит ее на руки и понесётк алтарю, чтобы при всем ликующем народе их назвали мужем и женой. И чтобыотныне и навеки... в радости и горести, в здоровье и болезни...

Со стороны городских стен донесся многоголосый крик, треск,ржание коней. Скиф невольно подумал, что в кольце самой страшной осады, которуютолько можно представить, сегодня падут тысячи людей, и, возможно... дажескорее всего — падет сам город, и падут здесь они все, а они спорят о какой-тоерунде, до которой ещё дожить надо, а вот дожить как раз и не дадут...

— Хорошо! — ответил он резко. — Если победим,то пусть это будет!.. Но не раньше!

Он схватил меч и бросился к двери, спеша поскорее попасть вмир, где звенит железо, где яростные крики и стук мечей по щитам, где всепросто и ясно.

Уже на пороге обернулся, крикнул яростно:

— Но запомни! Моя рука будет на мече. Если же хоть одинуголёк обожжет ее босые ступни, то... виновна она или не виновна, я тут жерассеку тебя пополам и брошу на эти угли!.. А её всё равно возьму на руки иотнесу к алтарю.

Окоем проглотил заготовленные слова, низко поклонился, прячав глубине глаз мстительные огоньки.

— Как велишь, господин, — ответил он тихо. —Как велишь!

Он еще раз поклонился, взял со стола листок с указаниеммест, где на городской стене он поставит всех жрецов, и удалился, сгорбленный,неслышный, как призрак.

Скиф несся вниз по лестнице, как горная грохочущая лавина. Вбыстро раскалившемся черепе бурлили злые мысли, сталкивались, высекая искры, анад ними парила одна злая, яростная: зарублю этого гада. Всё равно зарублю!Придерусь к чему-нибудь и зарублю как бешеную собаку.

Окоем шел на свое место возле городских ворот, мысли юногоправителя не видел, но все равно юный герой был весь как на ладони, открытый ибеззащитный. Не зарубишь, ответил он ему мысленно. Если эта порочная женщинаобожжет ноги, то тебе о своей шкуре успеть бы позаботиться! Ишь, хотел обманутьнарод. А если каким-то чудом она пройдет по углям неповрежденной, то под воплиликующего народа ты просто вынужден будешь облечь меня золотой цепью и дать мнеполномочия судить и карать, ибо такова логика власти! Я ее знаю, а вот ты,младенец, только начинаешь постигать.

Олегу в его покоях ночь казалась темнее, чем за стенами.Светильники не столько разгоняют тьму, сколько распространяют аромат дорогого масла.Мелкие красноватые язычки пламени тревожат, наполняют душу страхом. Спать немог, долго метался по комнате, подбегал к окну и жадно вдыхал ночной воздух, нолегкие хватали и горьковатый запах гари...

Неуловимо пахло железом, кровью и еще чем-то жутковатым,отчего кожа покрывалась пупырышками, а волосы на затылке начинали шевелиться,как живые. Все чувства говорили громко, что это его последняя ночь в Гелонии.Пугающее ощущение обречённости заползло в грудь, сжало сердце, заполонилотоской от макушки до пят. А тут еще в южной части города что-то горит, изредкаиз-за тёмных стен показываются красные в ночи языки огня, ощутимо несёт гарью,что входит в грудь и оседает во рту горечью.

Он оделся, вышел во двор, темный, как колодец, поднялся пошироким каменным ступенькам, спасибо Гелону, на стену. Близко от груди блеснулнаконечник копья, но незримый страж, рассмотрев бледное лицо Олега, узнал,острое жало исчезло. Он слышал, как охранник медленно пошёл по стене, хоронясьв тени.

Луна поднялась из-за края земли, сияющая, но все равно наней легко различимы все пятна, словно на старой выгоревшей сковороде, что всееще служит честно и добросовестно. Полная луна, пока что полная, а потомкраешек начнет незаметно таять день ото дня, останется половина, и будет таять,пока узкий серпик не исчезнет вовсе...

Еще через неделю, мелькнула мысль, когда небо останется безлуны вовсе, появится молодая луна, свеженькая, умытая. И хотя народ зовет еёнародившейся луной, рассказывает разные истории про ее рождение, но что-то емуне верится, что это новая! Пятна все те же. Однажды он высказал свои сомненияодному мудрецу, но тот молча принёс свежеиспечённые его женой хлебцы. На всехсбоку выступал одинаковый рубец от треснувшей формы...

И всё-таки он уверен, что это та же самая луна. Что бы таммудрецы ни говорили, но это та же луна, на которую падает откуда-то тень...

Сердце тревожно стукнуло. Он ощутил, что снова подбирается ктой важной мысли, что однажды уже посетила, но ушла под напором обыденности. Насолнце пятен не рассмотришь, но и оно меняется, как и луна: утром крохотное,оранжевое, днем — раскаленно-белое, а к вечеру остывает так, что становитсякрасным, багровым, распухает... Что с ним происходит, когда оно опускается закрай земли? А если не исчезает, как говорят мудрецы... с чего бы ему исчезать,а остывает до черноты, и вот это черное солнце двигается через подземный мирмертвых... или его как-то тащат через те ледяные пустыни мрака... тащат итащат... всю ночь... а утром...

Снова пахнуло гарью, а огонь стал как будто ярче. Онвздрогнул, в двух шагах неслышно появилась крепко сбитая фигура в металлическомдоспехе. Турч умел двигаться и бесшумно, как призрак, что значит — побывал вразных переделках, где надо было не только с воплем и мечом над головой, но иползком с ножом в зубах.

Турч кашлянул, спросил:

— И тебе не спится?.. Да, все чуют, что утром последнийприступ.

Олег потянул носом, поморщился, сказал озабоченно:

— Что там горит? Пожары, что ли... Но почему так спокойно?Раньше гелоны, как муравьи, давно бы воду таскали...