Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

Основной удар полагалось нанести правому крылу под началом Леонтия Леонтиевича. Переправившись через Нару, ему надлежало скрытно обойти Мюрата и сокрушить его левый фланг. Беннигсен разделил свои силы на три колонны. Теперь все зависело от согласованности их действий. Но именно этого и не случилось. Вовремя и правильно вышла на рубеж атаки лишь кавалерия графа В. В. Орлова-Денисова в составе 10 казачьих и 5 гвардейских полков. А вот пехота К. Ф. Багговута и А. И. Остермана-Толстого заплутала в ходе ночного маневра в кромешной тьме лесной чащи и отстала. Поскольку уже светало и дальнейшее промедление грозило срывом всей операции, рубака Орлов-Денисов, рисковавший быть обнаруженным, взял всю ответственность за начало атаки без поддержки пехотой и лихо бросил вперед всех своих отчаянных донцов. Все шло как нельзя лучше – французы Себастиани оказались застигнуты врасплох, стали нести потери, их лагерь в Чернишне был весь в огне, когда наконец пехотинцы Багговута вышли из леса и под огнем противника устремились к деревне Тетеринке. В этот момент ядро убило Багговута и атака оказалась обезглавленной.

Погибшего генерала сменил сам Беннигсен (по другим данным, обязанности Багговута взял на себя генерал Олсуфьев), но и его вскоре контузило. Руководство вновь осиротевшими войсками взял на себя Ермолов. Наконец подошел и Остерман-Толстой, но время для сокрушительно-совместного удара было все-таки уже упущено. Не стал рисковать и Мюрат, приказав начать отступление. Русские готовились к преследованию, но были остановлены Кутузовым. «Старый северный лис» быстрее всех понял, что еще рано его войскам ввязываться в большое дело с противником. Его аргументация была сколь едкой, столь и доходчивой: «…мы еще не созрели для сложных маневров. Ежели не умели мы поутру… прийти вовремя на места, то и преследование будет бесполезно. Нам нельзя отдаляться от наших позиций». Впрочем, свою стратегию – взять врага измором – «старая лисица севера» до поры до времени не обнародовал: «что знают двое – то знают… все…»

Потеряв под Чернишной весь обоз, 38 орудий и 4,5 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными (среди них 3 генерала!), знаменитый наполеоновский маршал вынужден был отступить. Причем сам Мюрат, чудом избежавший плена, все же получил ранение – второе (первое случилось в Египте, где ему прострелили челюсть) в своей долгой смертельно опасной профессии – в кавалерийской сече его достала в бедро казачья пика. От пленного русского офицера стала известна директива Кутузова – «Французская кампания окончена! Пришла пора начинать свою собственную!!»

…Между прочим, очень скоро после тарутинской «замятни» Леонтий Леонтиевич Беннигсен покинул русскую армию. Он отправил царю донос о непотребной дряхлости и полной недееспособности Михаила Илларионовича: старик совсем потерял голову от интимных шалостей с привезенной им из Молдавии 14-летней смазливой валашкой (молдаванки, как известно, очень рано расцветают, но и весьма быстро увядают!) – «большой мастерицей ублажать старого сатира по полной программе»! В целом среди русского генералитета к этой плотской стороне жизнедеятельности Кутузова относились с пониманием. Так, старый генерал Б. Ф. Кнорринг отреагировал на обвинение Михаила Илларионовича («возит с собою переодетую в казацкое платье любовницу») живо и оригинально: «Румянцев возил их по четыре. Это не наше дело». Любопытно, что свой донос Беннигсен отправил Александру I с тем же фельдъегерем, который вез на него, Беннигсена, представление «маразматика» Кутузова о награждении «золотой шпагой с алмазами» за… Бородино! Получив «в одном флаконе» представление и… донос, «правитель слабый и лукавый» принял «соломоново решение»: первое – он удовлетворил, присовокупив еще 100 тыс. рублей, а второй, как «честный человек», отправил нелюбимому им… но весьма нужному Михаилу Илларионовичу! После такого «хода короля» «победителю непобедимого» пришлось оставить армию. Главнокомандующий эффектно выслал из армии своего главного конкурента, причем смог отомстить Беннигсену с «изысканной жестокостью». Не случайно Н. Н. Раевский еще в 1810 г. писал о Михаиле Илларионовиче: «С Кутузовым же и никому служить не безопасно…» Кутузов вызвал Беннигсена, заставил адъютанта читать свое собственное представление на Беннигсена за Тарутинское дело, затем вручил ему золотую шпагу с алмазами и 100 тыс. рублей, пожалованных царем. После чего велел так же громко читать донесение Беннигсена императору. Во время этого действия его начальник штаба «стоял, как будто гром разразил его, бледнел и краснел». Правда, после смерти «старой лисицы севера» Беннигсен опять оказался «на коне» и карьера его снова пошла вверх… Правда, ненадолго…

На следующий день после этой неудачи дни неопределенности и ожидания во французской ставке закончились. Без толку проведя в златоглавой столице России 33–35 дней, Наполеон наконец-то понял, что теперь уже нельзя терять ни минуты и выходить из Москвы надо как можно скорее. Великая армия (по разным данным, от 95 до 102 тыс. человек; из-за активных действий партизан, несмотря на все подкрепления, отправленные из Смоленска, она почти не увеличилась; почти каждый день попадало в плен до 300 французов) с 500 пушками покинула Москву и двинулась сначала по Старокалужской, а затем по Новокалужской дороге в направлении Малоярославца. Наполеон собирался обойти русскую армию и через Малоярославец выйти к Калуге, чтобы там пополниться продовольствием и фуражом. От Тарутина Бонапарт прикрылся корпусом маршала Нея.

…Кстати сказать, даже в самой «святая святых» – императорской гвардии – обстановка была весьма непростой. В Москву она вошла фактически нетронутой, поскольку в боях не участвовала. В Старой гвардии на тот момент насчитывалось 206 офицеров и 6500 нижних чинов. В Молодой гвардии 2-я гвардейская пехотная дивизия Роге (фактически это была Средняя гвардия) имела под ружьем лишь 2/3 своего состава, так как полк фланкеров егерей (32 офицера и 1178 нижних чинов) остался в Вильно и Витебске. В составе пришедшей в Москву 1-й «молодогвардейской» пехотной дивизии Делаборда числилось 170 офицеров и 3540 нижних чинов, но 1628 из них были откомандированы то ли в Смоленск, то ли еще куда-то. Вся гвардейская кавалерия насчитывала порядка 3170 человек вместе с офицерами, но не все из них имели коней. В гвардейской артиллерии ситуация была еще хуже: там не хватало тягловых и упряжных лошадей. Приданный к императорской гвардии Висленский легион (дивизия Клапареда) – польское формирование на французской службе – включал три пехотных полка (четвертый застрял в Испании), и хотя по списку состоял из 110 офицеров и ок. 2300 нижних чинов, но на поверку в нем оказалось только 87 офицеров и 1683 нижних чина. Остальные оказались откомандированы. Состояние дел в армейских корпусах выглядело еще хуже, кроме IV корпуса пасынка Наполеона Эжена де Богарнэ. Пользуясь тем, что экс-отчим усилил его войска при Бородино двумя образцовыми дивизиями из корпуса Даву, пасынок бросал в самое пекло именно их, а свои силы сознательно приберегал. До битвы в его корпусе было ок. 24 400 человек, его потери ограничились убитыми и ранеными – 3174 человека, но в Москве – с учетом пополнения в лице дивизии Пино – стало 28 327 человек. Правда, во время ретирады именно его корпусу придется принять на себя всю тяжесть сражения под Малоярославцем. Таков был «расклад сил» в Великой армии, покидавшей после более чем месячного сидения сожженную Москву…