Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

«С того момента, – пишет участник похода в Россию французский генерал барон де Сегюр, – он стал видеть перед собой только Париж, точно так же, как, уезжая из Парижа, он видел перед собой только Москву. Это был поворотный момент в его судьбе. Завоевание мира прекратилось. Началось крушение Великой империи».

Теперь уже Наполеон всячески избегал сражений и быстро уходил на запад. «Я мог бы гордиться тем, что я первый генерал, перед которым надменный Наполеон бежит!» – писал тогда Кутузов. Более того, ненавидимый всей монархической Европой-«старушкой», «корсиканский выскочка» встал на путь несчастий!

…Между прочим, порой Кутузову случалось «комментировать» отступление Наполеона. Так, находясь с войсками на марше, он, сидя в своих дрожках, нагнал гвардейцев-семеновцев и обрадовал всех тем, что перехвачен наполеоновский курьер из Парижа. Как оказалось, он вез Бонапарту пренеприятное известие о заговоре против него мало вменяемого генерала Мале, возникшем в Париже, пока император «отдыхал» со своей Великой армией в Москве. Кутузовская реакция на эту новость была весьма иронична: «Я думаю, собачьему сыну эта весточка не по нутру будет. Вот что значит не законная, а захваченная власть»…

Широко известно, что Кутузов не стремился навязать Наполеону решительное сражение. «Сами пришли, – говаривал он о французах своим ретивым свитским генералам, – сами и уйдут». Уповая на «нанесение величайшего вреда параллельным движением и действиями на операционном пути» отступавшего врага, он шел южнее, прикрывая богатые южные провинции России от возможного прорыва туда наполеоновской армии. Русский авангард Милорадовича постоянно висел «на хвосте» (арьергарде) Наполеона; севернее Смоленской дороги его теребили казаки Платова и отряд Э. Ф. Сен-При, а южнее – отряд Орлова-Денисова.

Колоцкий монастырь – Вязьма – Дорогобуж – Духовщина – Ляхово – Красный (здесь Наполеон сам руководил боем и хотя проиграл его, но «унес ноги») – Березина: вот основные места боев между русским авангардом и разрозненными частями наполеоновского арьергарда.

…Кстати, Ермолов потом писал о том, как Кутузов вел войну с бегущим из Москвы Бонапартом. В сражении под Тарутиным: «Порой Кутузов командовал наступать, но чрез каждые сто шагов войска останавливались почти на три четверти часа; князь, видимо, избегал участия в сражении». Когда шел бой под Красным, Ермолов застал Кутузова и Беннигсена мирно завтракавшими. Узнав, что под Красным жаркое дело, лицо Кутузова просияло от удовольствия, и он сказал: «Голубчик, не хочешь ли позавтракать?» Во время завтрака Ермолов просил Беннигсена, у которого ребенком сиживал на коленях, поддержать его в необходимости усилить авангард для разгрома неприятеля, но тот упорно молчал. Лишь только Кутузов покинул их, как Беннигсен с укоризной промолвил: «Любезный Ермолов, если б тебя не знал с детства, я бы имел полное право думать, что ты не желаешь наступления; мои отношения к фельдмаршалу таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь никогда бы ему не последовал». «Марш от Малоярославца до Днепра, – читаем мы у Щербинина, – представлял собою беспрерывное противодействие Кутузова Коновницыну и Толю». Оба хотели перекрыть Наполеону путь на Вязьму, главнокомандующий желал предоставить «отрезать» его свежими войсками адмирала Чичагова. «Нерешительное движение армии» свидетельствовало об этих колебаниях. В Полотняных Заводах Кутузов, похоже, намеревался расположиться «на зимние квартиры», так что однажды Толь, придя в отчаяние, вбежал к Коновницыну и вскричал: «Петр Петрович, если мы фельдмаршала не подвинем, то мы зазимуем!» Милорадович потом с жаром рассказывал, что он доносил Кутузову о появившейся возможности пересечь отступление Наполеона близ Вязьмы и нужно только его на то предписание. При этом, зная нюансы характера Кутузова, Милорадович заключил свое донесение словами: «могу уверить Вашу Светлость, что от сего движения не предстоит никакой опасности». Сравнивая полководческие манеры Кутузова и хорошо ему известного Суворова, Милорадович констатирует: «Если бы Суворов был на месте Кутузова, то я не сказал бы ему ни слова об опасности, а написал бы просто: «Иду на Вязьму!», а он бы мне коротко ответил: «Благословляю!» Подвинуть-то Кутузова подвинули, но «старая лисица севера» все равно поспешал не спеша. Так, среди русского офицерства ходили упорные слухи, что когда под Красным французов уже ждал капкан (русские раньше большей части остатков Великой армии вышли туда!) и оставалось лишь его захлопнуть, Кутузов всячески затягивал с приказом на атаку и никакие доводы полковника Толя и генерала Коновницына не смогли на него подействовать. Когда им все же удалось уломать заартачившегося было главнокомандующего, то было уже поздно – сам Бонапарт и его гвардия уже почти миновали самый опасный для них участок дороги, и результат сражения был не тот, на который можно было бы рассчитывать. Впрочем, свою стратегию – взять врага измором – «старая лисица севера» до поры до времени не обнародовал: «что знают двое – то знают… все»…

Российский император постоянно торопил Кутузова, требовал не останавливаться, но все было тщетно. Он предпочитал «не лезть на рожон», не без оснований полагая, генералы «Зима» и «Голод» лучше всяких генеральных битв довершат разгром Великой армии, стремительно бегущей на запад. Предвидя истощение наполеоновской армии, «старый северный лис» потирал руки (это была одна из его любимых привычек): «Теперь за одного русского я не дам и десяти французов!»

…Между прочим, именно в эти памятные дни замечательный русский баснописец И. А. Крылов написал свою знаменитую басню «Волк на псарне». Она получила широкую известность в народе и армии, поскольку была созвучна патриотическим чувствам всего народа. Баснописец волком изобразил Наполеона, а ловчим – Кутузова. Рассказывали, что однажды перед собравшимися крестьянами Кутузов прочел эту басню и, читая последние слова: «Ты сер, а я, приятель, сед…», снял фуражку, открывая свои седины. Могучее «ура» прокатилось над толпой. Каждый понял, какого волка зовет их травить старый, испытанный ловчий…

Генералу Коновницыну старый полководец так объяснил свою стратегию изгнания врага из России. «Ты видал, – говорил он, – когда осенью выставляют зимние рамы? Обыкновенно между рамами попадаются мухи. Пожужжав и повертясь немного, они околевают. То же будет и с французами: все они скоро издохнут!»

…Кстати сказать, если наполеоновские маршалы еще довольствовались жареной кониной и кипятком из растопленного снега, то среди солдат Великой армии возникло… людоедство! Сам Кутузов писал своей жене: «Вчерась нашли в лесу двух французов, которые жарят и едят третьего своего товарища»…

Лишения и трудности несли и русские солдаты. Если французы отступали по наезженному смоленскому тракту, то кутузовские войска преследовали врагов по плохо проходимым проселочным дорогам, а то и по снежным полям, волоча за собой артиллерию и обозы в условиях наступавшей зимы. Русские войска начали наступление до того, как в Тарутино поступили сапоги и полушубки на всю армию. Основная масса солдат была одета в летнее обмундирование. Из армии ежедневно выбывало большое количество заболевших. Армия Кутузова уменьшилась только за счет больных на 30 тысяч человек. Вскоре боеспособных солдат в ней осталось не более 75 тысяч.