Четырнадцатая дочь - Екатерина Федорова

Разумеется, он не отвечал и даже не смотрел в ее сторону. То есть почти не смотрел. Но ему было приятно. Вместе с матерью в комнату словно залетал летний ветер, воздух в комнате странным образом теплел от ее присутствия, от ее голоса, от одного ее вида. От того, что она пыталась удержать на лице улыбку, глядя при этом встревоженно и изучающе. Он начал брать из библиотеки книги в комнату, чтобы было куда уткнуться в момент появления матери.

Но на пятый день, вернувшись с ристалища, Рут обнаружил в комнате записку. На листе с печатью дома Боресков отцовским почерком были начертаны всего две строчки:

– Для того чтобы принять наказание, иногда требуется больше мужества, чем для подвига.

И он начал запирать свою комнату, чтобы мать не могла войти. Несколько дней молча сидел внутри, слушая, как она робко скребется в дверь. Потом герцогиня перестала приходить, но иногда подстерегала его на лестнице или в коридорах. Всякий раз глядела вопросительно, прикусив губу, комкая ладонями подхваченные юбки. И он в ответ рисовал на лице улыбку, не в состоянии остаться совсем уж безучастным, пусть это и нарушало строгость наказания, наложенного отцом…

Сзади кто-то кашлянул. Рут, очнувшись от задумчивости, понял, что стоит в дверях, загораживая половину проема. Он поспешно шагнул во двор. Мимо проскользнула служанка, неся накрытый холстиной поднос – завтрак для стражи замковых Врат.

Слуги теперь общались с Рутом именно так, покашливанием из-за спины. Им, в отличие от населявших Вагран эрни, приходилось сталкиваться с ним чаще, поскольку столовался он теперь на кухне, избегая общих трапез.

Промозглый ветер дунул сильнее, скользнул по лицу и шее. Но тело дыхания ветра не ощутило – свободный камзол, подбитый шерстью, подпоясанный широким кожаным ремнем, держал тепло. Рут вдохнул ледяной воздух, расправил плечи и зашагал к ристалищу, спешно дожевывая горбушку с окороком. Пока никого нет, он сможет поупражняться, никого не беспокоя своим присутствием.

Три башни Ваграна образовывали треугольник, в середине которого по прихоти одной из герцогинь, дальней Рутовой прабабушки, когда-то возвели круглую коробку оранжереи. Ристалище размещалось позади двух задних башен и оранжереи, занимая весь задний двор замка.

Рут слизнул с ладони последние крошки хлеба. Прошелся вдоль Второй башни к навесу с оружейными стойками, выбрал себе серендионский меч, длинный, изогнутый, с утяжеленным концом. Поиграл клинком в воздухе, разминая кисть. Оглядел ристалище.

Широкая площадка, начинавшаяся на задах Второй башни и стеклянной коробки, расписанной бордовыми силуэтами деревьев, тянулась до самой замковой стены. Низкие, по колено, каменные бортики делили ее на четыре части. Здесь имелся квадрат с ровным гравием, квадрат с перепаханной землей, потом с каменистой осыпью, где между валунами пробивалась упрямая каменная вьюнка, даже сейчас, по холоду, хранившая свой розовато-коричневый цвет. Скромная травка, на темных камнях напоминавшая обрызганные кровью кружева, одинаково хорошо переносила морозы и топтавшихся по ней эрни.

Последний квадрат изображал крохотное болотце. Его заливала вода, текущая по трубе из оранжереи. А чтобы не допустить расползания болота на другие части ристалища, помимо бортиков заболоченный участок окружали дренажные канавы, выложенные камнем и отводившие воду дальше, в замковый сток.

За разделенным на квадраты ристалищем, которое эрни именовали просто ладошкой, на задах Третьей башни располагалось так называемое высокое ристалище – сооружение из дерева и камня в четыре этажа высотой.

По сути, высокое ристалище было просто грубо сработанным каркасом, отдаленно напоминающим здание. Здесь были колонны и каменные балки, намечавшие стены, деревянные тонкие жердины, брошенные то там, то тут взамен перекрытий. В одном из углов камень полностью заменяли бревна, и ристалище становилось деревянными лесами. Полоскались по ветру веревки, один угол каркаса окаймляла широкая аллея из толстых деревьев – для отработки боя в лесу. У другого угла возвышалась гранитная скала, сливавшаяся с замковой стеной, с осыпью валунов у подножия.

Ристалище Ваграна не имело себе равных во всей Анадее.

Только один маленький штришок портил это место, такое эрнийское в своей сути – все предусмотрено, все рассчитано, все основные виды местности, имеющиеся в Керсе, представлены, – и этим штришком были перины.

Под колоннами и лесами высокого ристалища усыпанную опилками землю выстилали самые настоящие пуховики, может, не из лучшего пуха, но зато набитые от души. И уложенные в два слоя, внахлест. Когда-то ради них с жизнью (и с перьями!) рассталось все птичье поголовье, что обреталось на скотном дворе деда Рута по матери, властителя Цейлена из Хаскела.

Говорят, помимо собственного птичника в те незабвенные дни дед две декады очищал от дичи окрестные леса. Заодно призвав крестьян, живших по соседству, внести свою лепту пухом и перьями.

Властитель Цейлен в тех краях считался доблестной личностью, и местным приходилось звать его на помощь, когда из лесов по зиме выходила шагла, тварь, похожая на человека и человеком же питавшаяся. Поэтому крестьяне на призыв откликнулись. И набрали соседу-властителю сразу четыре возка пуха, правда, вперемешку с грубыми перьями. Цейлен закупил около тысячи локтей лучшего палаточного полотна, которое не пропускало сырость и влагу, и слуги в Хаскеле за короткое время сшили чуть ли не две сотни перин.

По лицу Рута пробежала улыбка, когда взгляд его коснулся почерневших от грязи и времени наперников. Комкастые и бугристые, перины тем не менее ощутимо смягчали падение, выстилая все пространство под балками и опорами ристалища.

Пятнадцать лет назад, когда пухового покрытия под каркасом еще не было, строение имело всего два этажа. История перин началась, когда Цейлен в один прекрасный день решил проведать дочь и повидать внука. Зятя старик не любил, невзирая на его титул, впрочем, как и прочих эрни. Но внука обожал. А увидев, как возлюбленное детище сначала карабкается по веревке на второй этаж голого каркаса, между перекладинами и опорами которого свистит ветер, а потом скачет по жердинам наверху, старик раскричался. И потребовал от зятя не посылать больше внука на верхотуру, не рисковать его жизнью.

На что герцог Франц дерзко ответил, что упомянутый мальчишка держит равновесие хорошо, получше многих воинов из людей, к тому же великолепно чувствует поверхность под ногой. И вообще обожает высокое ристалище. Пусть-ка властитель Цейлен приедет через годик, когда наследнику Руту уже исполнится восемь лет. Это как раз тот возраст, когда юных эрни начинают обучать бою на высоте, так что ему будет на что поглядеть.

Дед возмутился и отбыл из Ваграна не попрощавшись. А через три декады Врата Ваграна пропустили целый обоз с перинами. Дед самолично повел колонну прямо к ристалищу, где приказал слугам выстелить привезенными пуховиками пространство под опорами. Перины из полотна – в те дни еще кремового, а не серо-бурого – безжалостно бросили на темно-желтые опилки.

Рут подозревал, что первым желанием отца тогда было убрать все перины, но младшие эрни, уже начавшие прыгать с высоты на кучу пуховиков, смягчили его сердце. К тому же герцогиня, всегда питавшая неприязнь к высокому ристалищу, заявила, что, если супруг посмеет выкинуть подарок ее отца, она будет оскорблена до глубины души – и до закрытой двери в спальню.