Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

— Ah! Il m`aime tant! — сказала Элен, которой почему-токазалось, что Пьер тоже ее любил. — Il fera tout pour moi. [Ах! он меня таклюбит! Он на все для меня готов. ]

Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.

— Meme le divorce, [Даже и на развод. ] — сказал он.

Элен засмеялась.

В числе людей, которые позволяли себе сомневаться взаконности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Онапостоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти былсамый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Онасоветовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод ивступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и,к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось)прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.

Вооруженная этими аргументами, казавшимися ейнеопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своейдочери.

Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливоулыбнулась.

— Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… —сказала старая княгиня.

— Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenezrien. Dans ma position j`ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей.Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности. ] — заговорилa Элен,переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегдаказалась какая-то неясность в ее деле.

— Но, мой друг…

— Ah, maman, comment est-ce que vous ne comprenez pas que leSaint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы непонимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]

В это время дама-компаньонка, жившая у Элен, вошла к нейдоложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.

— Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suisfurieuse contre lui, parce qu`il m`a manque parole. [Нет, скажите ему, что я нехочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержалслова. ]

— Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердиевсякому греху. ] — сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом иносом.

Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедшиймолодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери ипоплыла к двери.

«Нет, она права, — думала старая княгиня, все убеждениякоторой разрушились пред появлением его высочества. — Она права; но как это мыв нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», — думала,садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и онанаписала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в которомизвещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила вединую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые дляразвода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.

«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainteet puissante garde. Votre amie Helene».

[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святымсильным его покровом. Друг ваш Елена»]

Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как оннаходился на Бородинском поле.

Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав сбатареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову,дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешнопошел дальше, замешавшись в толпы солдат.

Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, былото, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этотдень, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своейпостели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состояниипонять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условийжизни нигде не было.

Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой оншел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же былистрадающие, измученные и иногда странно-равнодушные лица, та же кровь, те жесолдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все ещенаводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.

Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел накраю ее.

Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер,облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо негов темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало нанего ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени онпробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подленего и стали разводить огонь.

Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили нанего котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запахсъестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул.Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали междусобой.

— Да ты из каких будешь? — вдруг обратился к Пьеру один изсолдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно:ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?

— Я? я?.. — сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить каквозможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. —Я по-настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал насраженье и потерял своих.

— Вишь ты! — сказал один из солдат.

Другой солдат покачал головой.

— Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! — сказал первый иподал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.

Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье,которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний,которые он когда-либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком,забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в светеогня, солдаты молча смотрели на него.

— Тебе куды надо-то? Ты скажи! — спросил опять один из них.

— Мне в Можайск.