Просроченное завтра - Ольга Горышина

— Принципиальная, блин!

Александр вскочил с дивана и прошел в кухню. Алена поплелась следом.

— Я тоже здесь не живу. И статус любимого сына у меня под большим вопросом. Я тоже чужой в этом доме, — выплюнул он, хлопнув дверцей шкафчика. — Но когда чего-то очень хочется, можно наплевать на принципы, верно же?

Алена решила молчать. На случай, если вопрос к конфетам, коробку которых он опустил на стол, все же не относился.

Алена прошла к чайнику. Александр взял себе конфету и со второй подошел к ней. Пришлось взять шоколад, но не рукой, а зубами, потому что угощающий направил конфетку прямо ей в рот. Со словами:

— Не надо двоим пачкаться.

И действительно пошел к раковине ополоснуть пальцы. Алена тут же отвернулась к чайнику и вздрогнула от следующей фразы:

— Впервые цветы так мало простояли. А дарил я их от всего сердца.

Возможно, розы простояли бы и дольше, если б так не мозолили глаз. Алена схватила чайник и приказала рукам не дрожать. Господин Светлов уже лечил ей руку — хватит! Пусть теперь лечит только голову. Голове уже ничего не страшно. Съехавшую крышу не прибьешь даже метровыми гвоздями, выкованными из доводов рассудка. Да и где их взять?

— Благодарю, — сказал Александр, когда она отнесла на стол две чашки. — Сахар тоже можно положить.

Он улыбнулся. Она — нет. Лишь молча поставила на стол сахарницу и заняла ставшее за два месяца родным место. Чай долго не остывал, и они долго молчали. В итоге Александр быстрее нее осушил чашку и принялся буравить Алену взглядом, точно пытливый следователь.

— Лен, какие у тебя планы на выходные?

Она чуть не захлебнулась чаем и, опустив на блюдце чашку, уставилась ему в глаза, чтобы понять, о чем тот хочет в действительности спросить.

— У меня не было никаких планов… — ответила Алена уклончиво.

— У меня тоже пока никаких нет, — он говорил абсолютно бесцветным голосом. — Они всецело зависят от тебя. С кем ты решишь провести выходные — со мной, одна или… — он на секунду замолчал. — Со Стасом. Русское искал тебя. Спасибо, что ты ему не перезвонила.

Вместо «пожалуйста», Алена кивнула. Александр Сергеевич прекрасно понимает, что она заботилась в первую очередь о себе.

— Лен, я привык перед сном составлять расписание на завтра и ставить будильник.

Алена выдержала испытующий взгляд.

— Можешь завтра спать, сколько душе угодно. У меня действительно нет пока планов, но я привыкла проводить выходные одна.

— Это плохая привычка, Лена.

— Она отлично работала последний год и будет работать до лета.

Алена поразилась собственной храбрости. Александр откинулся на спинку стула.

— А исключение на два дня твоя верность не предусматривает? — голос дрожал от едва сдерживаемого смеха.

Она молчала, поражаясь беспринципной наглости человека, сидящего напротив нее. Но раз она нашла силы сказать «А», то соберется и скажет «Б».

— А Оксана наконец позвонила?

Александр даже бровью не повел.

— Конечно. У них все отлично. Солнце, море и вода — наши лучшие друзья.

— И ты на них больше не злишься? — она говорила почти что его тоном.

— С чего ты взяла, что я вообще на них злился? — он тоже не сдавал позиций в этом дурацком словесном поединке.

— Из твоего разговора со Стасом.

— Слышу звон да не знаю, где он, верно? Но ход твоей мысли я уловил. И отвечу, что ты не права. Такого рода месть может прийти на ум если только твоим сверстникам, и то, думаю, ребята нынче быстро взрослеют. Может, даже быстрее моего поколения. Так что детсадовские дрязги не про нас. Я предложил тебе секс — просто секс, ни больше, ни меньше. Ты посомневалась для вида и согласилась. Или в секунды сомнения ты думала про Оксану? Сомневаюсь. Так почему сейчас ты устраиваешь тут жалкую пародию на мексиканские страсти? Будешь тут строить из себя Мисс Совершенство, будешь голодать до лета. Не очень-то мне и хочется тебя трахать. Ну?

Алена только сильнее напрягла спину. В кино и литературе героиня встает и уходит. А куда пойдет она — ночью и без ключей?!

Александр поднялся и за запястья вытащил Алену из-за стола. Он улыбался, и от его улыбки хотелось плакать. Он прошелся рукой по распущенным волосам, пряча за уши непослушные пряди, и наклонился к горящему лицу Алены.

— Ну не делай из мухи слона. Как там Буланова стонет: еще одна осталась ночь у нас с тобой… И все, Лен. Сама рассуди — ночь, нас двое, не считая кота, постель все равно безвозвратно испорчена, и в пачке всего три резинки, потому что упаковка на двенадцать нам ни к чему. Так что при всем желании оргии до утра не получится. Ну чего ты ерепенишься? С мамой будешь строить из себя невинность. Со мной уже поздно. Ну…

Чтобы вырвать из нее ответ, Александр скользнул руками под платье и, поднявшись по гусиной коже к груди, стащил с Алены платье, оставив ее в одних бикини. Она так вжала живот, что те стали аж на два размера больше и почти что сами упали к ее ногам. Александр отступил на шаг, но не для того, чтобы рассмотреть при электрическом свете доступное тело, а чтобы убрать со стола чашки и сахарницу. Потом, притушив свет почти до предела, протянул к Алене руки и оторвал за талию от пола.

— Ты совсем пушинка, — он коснулся губами кончика ее носа. — Можно сделать сейчас то, на что ты никогда не решишься со своим младшим сержантом.

В полумраке не разглядеть было его лица. Впрочем, Алена ни ахнуть, ни испугаться не успела, как оказалась сидящей на пустом столе. Во избежание возможного протеста, Александр завладел ее ртом и быстро избавился от собственной одежды. Часы он оставил в зале рядом с фотографией старшего брата, а вот кольцо осталось на пальце, сжимающем налившуюся желанием грудь.

Он привлекал ее к себе, чтобы сыграть на острых позвонках созвучный с ее участившимся дыханием мотив, потом вновь находил грудь. И вот в секундном затишье, в которое она удержала его вблизи за волосы, прозвучал звук рвущейся упаковки. И снова Алена оказалась в тисках его рук — то ближе, то дальше от его груди. Она почти касалась спиной стола, но больше не думала про холод и хрупкость стекла и о том, что кухонный стол предназначен для еды — она боялась лишь одного, что Александр вновь исчезнет из нее раньше, чем она сама пожелает его отпустить. Она держала любовника руками и губами, но между поцелуями все равно слышала звонкую барабанную дробь проливного дождя.

Вот и отлично… Там дождь, а здесь тепло. Тепло разлилось по телу, готовое спалить его дотла. Как там у Петлюры пелось? Барабанит по улицам дождь, в окна лезет проклятая тень, и ложится на плечи ложь в этот хмурый осенний день… Только маме не нужно звонить. Мама и так не ждет. Она думает, что дочь взрослая и отвечает за свои поступки. Пока не отвечает, но ведь придется ответить… Ведь придется? За каждый поцелуй, на который она отвечает сейчас.