Алая Вуаль - Шелби Махёрин

мадемуазель Туссен? Мне… очень хочется узнать тебя получше.

— Нет. — Я извиняюще покачала головой. — Нет, я так не думаю. Я вообще-то здесь не работаю, мсье.

Улыбка ведьмака сползает.

— Прошу прощения?

— Я здесь не работаю. Это платье…

— Оно пунцовое в Les Abysses, — заканчивает он, нахмурившись. — Поскольку ты стоишь одна в яме, я могу лишь предположить, что ты ищешь компанию. — Мрачная пауза. — Если только ведьмаки не являются для тебя чем-то оскорбительным? Так вот в чем дело, мадам Туссен?

— Нет, нет, вовсе нет! Это платье… — я бросаю обвиняющий взгляд на Михаля, а он смотрит в ответ, совершенно спокойно, — было очень неудачной шуткой, и я прошу прощения за любое недоразумение, которое оно вызвало.

— Хмф. — Хотя глаза ведьмака сузились, его лицо слегка расслабилось, услышав искренность моих слов, и он подошел ближе, чтобы повторить попытку. — В таком случае… ты уверена, что я не смогу убедить тебя оставить спутника на оставшуюся часть утра? Обещаю, ты не пожалеешь.

Теперь я сопротивляюсь желанию нахмуриться. Видимо, он не расслышал ту часть, где я здесь не работаю, или же просто забыл за последние тридцать секунд. Нехотя я снова смотрю на Михаля, который опять каким-то образом стала меньшим из двух зол. Он чрезвычайно забавен, он подавляет ухмылку, по-прежнему откинувшись на спинку кресла, и в его черных глазах я вижу свое собственное отражение, щелкающее: Ты мне не друг, Михаль Васильев.

Идеально.

Выдохнув через нос, я говорю:

— Прошу прощения, мсье, что не объяснила как следует, — ведьмак нетерпеливо наклоняется вперед, — но я уже договорилась о встрече с этим господином. — Я жестко опускаюсь на диван рядом с Михалем и заставляю себя убедительно улыбнуться. Ведьмак все еще с подозрением смотрит на пространство между нами. Подвинувшись чуть ближе, я неловко похлопываю Михаля по колену. — Я проведу остаток утра с ним.

— Уходи, — холодно говорит Михаль ведьмаку.

На секунду кажется, что колдун может возразить, но, бросив последний недовольный взгляд в нашу сторону, он поворачивается и уходит. Я тут же убираю руку с колена Михаля.

— Кажется, я собираюсь тебя убить, — говорю я с удовольствием.

— Кажется, мне это понравится, — говорит Михаль, когда к нам подходит еще один покровитель — чешуйчатое существо с круглыми стеклянными глазами. Когда она спрашивает мое имя, моя рука возвращается на колено Михаля. Когда она спрашивает, не присоединюсь ли я к ней у костра, она поднимается выше, цепляясь за его бедро. Когда она нагло требует поцелуя, я заползаю прямо на колени Михаля, и он сотрясается от смеха подо мной.

— Ты невыносим, — шепчу я, когда женщина вздыхает и отползает в сторону. Я прижимаюсь плечом к его груди, не в силах смотреть на него, ведь это, возможно, самый унизительный момент в моей жизни. И все же — как бы ни было противно это признавать — он сказал мне надеть зеленое. — Ты не против, если я посижу здесь, пока Пеннелопа не закончит прием? — Затем, не в силах сдержать нотки отчаяния в голосе, — А Пеннелопа уже закончила прием?

Смех Михаля постепенно стихает.

— Нет.

Черт побери.

Я сижу так с минуту, стараясь не замечать холодок его кожи сквозь платье, пока он не сдвигается с места и не скользит свободной рукой по моей спине.

— Мы начинаем привлекать внимание.

Я в панике оглядываюсь по сторонам, и, конечно же, не одна пара глаз устремлена на нас. Возможно, потому, что я человек, а возможно, потому, что мы не заперты в страстных объятиях, как все остальные пары. Инстинктивно я прижимаюсь щекой к плечу Михаля, молясь, чтобы волосы скрыли мое лицо. Будет просто чудом, если я выйду отсюда неузнанной. У меня сводит желудок, когда я мысленно прокручиваю последствия: Шассеры, кричащий Жан-Люк, Фредерик, хватающий меня за руку…

— Будет ли ужасно невежливо, если ты прервешь Пеннелопу? — быстро спрашиваю я.

Неужели будет так ужасно снова увидеть Жан-Люка?

— Никто не донесет на тебя охотникам, Селия.

— Сто тысяч кронов — это большие деньги, Михаль.

Я скорее чувствую, чем слышу его низкий гул согласия, и его рука неуловимо крепче обхватывает меня, прижимая мое лицо к его груди. Он защищает меня, понимаю я с ужасом.

— Лу-гару по своей природе территориальны, иногда агрессивны, и он может воспринять это как оскорбление, если я его прерву. Он может напасть. — Мгновенно я представляю, как огромный лу-гару набрасывается на Михаля, который стоит неподвижно и молча ждет, прежде чем разорвать его пополам.

— Да, — говорит Михаль, правильно истолковав мою дрожь. — Сомневаюсь, что кто-нибудь здесь поможет нам после этого.

Мое горло сжимается от явного отсутствия вариантов.

— Так что… мы подождем.

— Значит, ждем.

Это самый долгий час в моей жизни.

Никогда прежде я не ощущала такой близости мужчины: его твердые бедра под моими или его прохладная рука на моем позвоночнике. Я стараюсь не думать ни о том, ни о другом, стараюсь не замечать, как сердцебиение медленно опускается к животу. Крики удовольствия, раздающиеся вокруг нас, мало чем помогают. Если они так развлекаются на публике, то я не могу представить, что происходит в личных комнатах куртизанок… если только выставка не делает это лучше для некоторых? Я немного ерзаю при этой мысли, все еще раскрасневшаяся и беспокойная, пока рука на моей спине не захватывает прядь моих волос и не дергает. Сильно. Я задыхаюсь и отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Зачем это было нужно?

— Не двигайся.

— Почему? — Я дергаю головой в сторону Пеннелопы, которая стонет в такт с оборотнем. — Она не стоит на месте.

Его пальцы крепче обхватывают мои волосы, и он тянет сильнее, наклоняя мое лицо вверх и обнажая горло. Его глаза сверкают, как осколки стекла, когда он задерживает на мне взгляд.

— Именно. — Когда я открываю рот, чтобы сказать ему, куда именно он может засунуть свое высокомерие, он прижимается ко мне бедрами, и я едва не задыхаюсь от этих слов. Что-то… что-то твердое прижимается к моей ноге. — Может, сделаем то же, что и они? Ты этого хочешь?

Жар заливает мои щеки, но я не отвечаю. Мне и не нужно отвечать. Конечно, мне не нужно отвечать, и, конечно, я не хочу…

— Интересно. — Его глаза опускаются к бледному столбику моего горла, и случайная рука, лежащая на диване, перемещается к моим коленям. Он проводит по ним пальцами, слегка касаясь задней поверхности бедра, и по моим ногам пробегает мурашка. Я снова сдвигаюсь на его коленях, не в силах сдержаться. Не могу дышать. Потому что это Михаль. Я должна бояться открытого голода в его