Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

Когда, стоя у врат древней лавры на укрытом снегами берегу Белого озера, Сергий простился с отцом Илларионом, получил его благословение и богоугодное поручение, ему и в голову не пришло, что по прибытии в Константинополь он первым делом попадет в тенета любви. Надо сказать, что и сейчас это представлялось ему совершенно немыслимым, и все же образ девушки с лицом дитяти, которую он встретил на пристани у Белого замка, в руках врагов, неотвязно стоял у него перед глазами — и почти всякому другому трепет, который вызывал у него этот образ, показался бы странным, а то и подозрительным. Одно Сергий знал наверное: он должен спасти ее во что бы то ни стало.

Кроме того, еще одна вещь побуждала юного послушника к действию. Один из подслушанных им собеседников объявил, что является сыном игумена монастыря Святого Иакова. Святого Иакова! Его собственной обители! Его собственного игумена! Мог ли у столь богобоязненного человека родиться столь подлый сын? Куда проще не верить словам заговорщика! Однако, как известно, Бог допускает рождения чудовищ, а почему — ведомо одному лишь Провидению. Судя по всему, речь шла именно о таком случае. Вне всякого сомнения, облик этого человека отмечен печатью такого порочного чада. В любом случае нелишне будет на него взглянуть.

С этими мыслями Сергий встал и отправился вслед за заговорщиками. Нужно нагнать паланкин — они наверняка окажутся поблизости, и он без труда их опознает.

Шаги носильщиков, удивительно поспешные и легкие, миновали скамью и удалились к северу, в сторону мыса Димитрия. Туда Сергий и направился.

Вдали, над головами прогуливающихся, он вскоре заметил верхушку движущегося паланкина и стремительно зашагал вдогонку, опасаясь, что находящаяся внутри спустится со стен по ступеням рядом с конюшнями Буколеона. Когда же паланкин пронесли мимо этого спуска, послушник замедлил шаг, понимая, что встретит его на возврате.

Однако паланкин двинулся навстречу Сергию, даже не достигнув мыса. Юноша не видел поблизости никого, даже отдаленно похожего на заговорщиков, и, опасаясь, что совершил ошибку, заглянул в переднее окошко раскрашенной переноски. Дама зрелых лет вернула ему, без особой любезности, его взгляд.

Объяснение могло быть лишь одно: он пошел не в ту сторону, нужно было спускаться к югу. Что делать? Отказаться от погони? Но это значит — бросить юную приятельницу на произвол судьбы. А кроме того, не сам он оказался в том месте, где смог подслушать, что против нее злоумышляют, — его туда направило Провидение. Он двинулся вспять.

Ошибка лишь укрепила его решимость. А если несчастную уже увлекают прочь?

У начала лестницы, рядом с конюшней, он замедлил шаги; на лестнице было пусто, и дальше он пустился едва ли не бегом — мимо треснувшей скамьи, мимо Рассеченных ворот. Впереди замаячила башня императорской резиденции, носившая имя Юлиана, и Сергий как раз подавлял свою нерешительность и бередил совесть мыслями о том, что может приключиться с несчастной девушкой, когда увидел паланкин, двигавшийся навстречу. Был он богато украшен и ярко блистал даже на расстоянии: он явно принадлежал княжне. Справа от паланкина вышагивал гигантского роста негр, который так поразил Сергия в Белом замке. Сергий глубоко вдохнул, остановился. Нужно обладать недюжинным мужеством, чтобы посреди бела дня напасть на этого великана!

Пока Сергий дивился варварской пышности негра, его величавой осанке и полной невозмутимости перед лицом любопытных взглядов, к паланкину с противоположной стороны подошел какой-то мужчина. Переднее оконце было открыто, Сергий успел заметить, как сидевшая внутри отшатнулась от незнакомца и уронила на лицо вуаль.

Перед ним был один из тех, кого он высматривал. Где же другой? Тут человек, стоявший у левого окна, обернулся через плечо, будто говоря что-то, и один из следовавших за паланкином стремительно прянул вперед, присоединился к наглецу и шагал с ним рядом достаточно долго, чтобы обменяться торопливыми словами; после этого он отстал и исчез. Сергий получил ответ на свои вопросы.

Убедившись, что один из заговорщиков находится у него в виду, молодой инок решил дождаться развития событий. Сквозь переднее окошко носилок, на диво гладкое и блестящее, девушка могла его опознать; возможно, она с ним заговорит, а может, его вспомнит негр. В обоих случаях у него появится повод вмешаться.

Выжидая, Сергий, по возможности спокойно — ибо был он молод, горяч и легко поддавался праведному гневу, — рассматривал незнакомца, остававшегося на своем месте, будто на часах, и время от времени обращавшегося с вопросами к отпрянувшей девушке.

Любопытство разбирало Сергия даже сильнее, чем гнев; ему не столь важно было знать, кто этот заговорщик, сколь как он выглядит. Можно представить себе его изумление, когда предмет его интереса, приблизившись, оказался на полном виду, и вместо чудовища, отмеченного печатью Каина, молодому монаху предстал грациозный, хотя и низкорослый мужчина с приятным лицом. Единственное, что могло вызвать нарекание, это крикливый — да простится нам такое слово — наряд.

Ярко-алый плащ просторными складками свисал с непомерно крупной, украшенной пурпурной эмалью пряжки на левом плече; справа он расходился в стороны, подхваченный у правого колена еще одной пряжкой. В результате правая рука оставалась свободной, зато одеяние мешало при ходьбе и не позволяло вытянуть из ножен рапиру, рукоять которой легко угадывалась под плащом. Ярко-оранжевая туника, с короткими полами и рукавами, скрывала очертания тела. Из-под нее видны были облегающие чулки и красные туфли, на чулках ослепительно сверкали черные и желтые полосы. Красный остроконечный головной убор с загнутым задним полем спускался на лицо чем-то вроде забрала, из него небрежно торчало перо белой цапли, создавая гармонию с остальным костюмом. Горло и левая рука были обнажены, последняя — от середины предплечья.

Послушник впервые увидел византийского вельможу тех времен при полном параде, способном затмить наряды слабого пола.

Если бы предчувствия Сергия сбылись, если бы вместо элегантного, беззаботного на вид кавалера в пышном платье он увидел мерзавца с уродливым телом и порочным лицом, он вряд ли бы смешался, вряд ли бы остался стоять, повторяя про себя: «Господи Всемогущий, неужели это сын игумена?»

То, что у святого человека может быть столь низменный отпрыск, смутило юного инока. Тайный грех всегда становится явным — так говорится в книгах; какой же позор, какое унижение и горе ждут несчастного отца.

Сочувствуя ему заранее, Сергий стоял на месте, пока передний носильщик паланкина не издал, обращаясь к нему, обычный предупредительный крик. Послушник шагнул в сторону, и тут произошли две вещи. Сидевшая внутри приподняла вуаль и протянула ему руку. Он едва успел уловить этот жест, равно как и выражение ее лица, даже более детское, чем раньше, ибо на лице отражалось смятение, и тут по левую сторону носилок появился негр. На миг замешкавшись, чтобы закрепить свое копье в пряжке за спиной, он с животным рыком прыгнул вперед и схватил кавалера одной рукой за плечо, другой — за колено. Рык и захват случились единомоментно. Сопротивляться было бы бесполезно, даже не произойди это столь внезапно. Грек едва успел заметить своего обидчика, едва успел глянуть тому в лицо, еще больше почерневшее от гнева, едва успел позвать на помощь. Могучие руки подняли его в воздух и стремительно понесли к стене, возвышавшейся над морем.