Луна, луна, скройся! - Лилит Михайловна Мазикина

руку и прижимает ладонью к обнажённой груди. Там, под кожей и рёбрами, сильно и быстро бьётся сердце. Кристо глядит мне в глаза — его взгляд мне кажется не то укоряющим, не то просто болезненным — потом наклоняется и приникает к моему рту губами. Второй рукой он придерживает мой затылок.

Сначала я переношу поцелуй спокойно, но потом — когда Кристо показывает, что у него есть не только губы, но и язык — на меня обрушивается знакомая тяжесть. Болезненно бьётся сердце, давит грудь, кружится голова. Я стараюсь потерпеть ещё немного, но скоро понимаю, что не могу, и отстраняюсь.

— Прости, мне от этого как-то нехорошо стало.

Он хлопает своими младенческими ресницами, тихо спрашивает:

— Тошнит?

— Нет, — я не знаю, как описать своё состояние. — Просто как-то дурно. Голова кружится и вообще…

— Ясно, — он вдруг улыбается. Отпускает мой затылок. Подносит к губам мою ладонь, мягко её целует — и тоже отпускает. — Идём искать Люцию прямо сейчас?

— Нет, прямо сейчас мы будем искать мне завтрак. Я ужасно голодна. А потом ещё надо будет искать одежду и, пожалуй, косметику и деньги.

— Хорошо. Найдём.

Мачеха Кристо возвращается вечером. Оказывается, у неё уже недели две как припасена для меня одежда: майка, юбка и бельё тех моделей, которые не требуют тщательного выбора по фигуре. Я замечаю, что Кристо обращается к ней «мама», хотя по возрасту она старше его всего на дюжину лет — примерно ровесница Люции. Мне она представляется как «тётя Дина». Это худая, весёлая и красивая женщина. Я гадаю, знала ли она о том, что наша с Кристо помолвка была на грани разрыва? Если знала, догадывается ли она, что теперь всё снова в порядке, или добра ко мне просто так, в силу натуры? Мысли и чувства людей всегда были для меня тайной за семью печатями, хотя характер в целом я обычно чувствую хорошо.

— Чтобы найти Люцию, нам придётся рыскать по Будапешту, — говорю я Кристо. — Чтобы перебраться, мне понадобится другая одежда. Что-нибудь, что скроет монисто.

— А оно не снимается?

— Нет. Это, собственно говоря, «Сердце Луны». Раз я принесена ему в жертву, оно не откажется от меня так просто.

— Ясно. Я что-нибудь придумаю.

— Далее, нам будет нужно место, чтобы жить, легенда, чтобы не обращать на себя внимания, и косметика, чтобы серьёзно изменить мне внешность. Как у тебя с деньгами?

— У нас полно денег. Вместе с орденом сразу давали премию.

— Ты получил орден?

— Да. Орден Святого Вацлава.

Ничего себе. Одна из высших наград Богемии и Кристо не вяжутся у меня в голове друг с другом.

— Мои поздравления. Кстати, надеюсь, никто из цыган не знает, что ты меня нашёл?

— Нет.

— Хорошо. Дальше, нам будет нужно оружие. Пока, кажется, всё.

— Когда ты начинаешь так хлопотать и обо всём беспокоиться, мне хочется тебя усадить в уголок и дать большую чашку чая.

— Не смешно.

— Я не смеюсь. Ты сразу такая взъерошенная делаешься… жалостная.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Кристо уходит в город на следующий день. Возвращается только затемно, зато приносит кучу всего. Во-первых, одежду для нас двоих: мы теперь пара неформалов-«готиков». Мне он выбрал узкие бриджи, сапоги на небольшом каблуке со шнуровкой на икрах (моего размера!), трикотажную сорочку, кожаный ремень с клёпками и, главное, такой же ошейник, такой толстый, что сошёл бы за сменный воротничок — всё чёрное. Кристо даже не забыл купить носки, и я чуть не пускаю слезу умиления. Его новый костюм под стать моему, только вместо сорочки — рубашка, а вместо ошейника — кожаный жилет. Кроме того, Кристо принёс целый пакет косметики, несколько стилетов и судки с ужином из ресторана — на троих. Я помогаю Дине накрыть на стол и с наслаждением объедаюсь трансильванским жарким с картошечкой, телячьим паприкашем с клёцками и фруктово-хлебным суфле, запивая жгучей сексардской «Кадаркой» — лучшим из красных вин Венгрии, которое, впрочем, невозможно пить просто так, только с густыми и сытными блюдами венгерской кухни, для сопровождения которых оно, наверное, и создано. Несмотря на обильный ужин, от вина у меня кружится голова и тянет в сон. Я еле досиживаю до окончания застолья — из-за моих размеров я практически всегда заканчиваю есть раньше остальных. Наконец, Кристо и Дина встают. Сил помочь убрать со стола у меня уже нет — Дина замечает это и сама предлагает перебраться в кровать. О да, я нахожу эту идею отличной.

Из-за того, что я легла прежде всех, я и просыпаюсь тоже раньше. За окном уже светло. На второй кровати тихо спит моя, возможно, будущая свекровь — с расслабленным лицом она выглядит почти моей ровесницей. Красивая женщина, если бы не заботы о пасынке, вполне могла бы быстро устроить новый брак. Неужели Кристо этого не понимает?

Честно говоря, наедине с собой я вовсе не так решительна, как веду себя при свидетелях. Чёрт, я совсем не решительная. Больше всего на свете мне хочется сейчас пробраться к Батори и сидеть в его резиденции в надежде, что он всё как-нибудь решит. Но я откуда-то помню — должно быть, из подслушанных разговоров — что он более-менее неуязвим только пока жива я. Если я буду рядом, нас будет несложно укокошить одновременно. Поэтому — или бежать, или найти Люцию. И бежать из Венской Империи я точно не намерена.

Вот ещё вопрос: а почему я пришла в себя? Может быть, моё полуутопление каким-то образом закончило моё прохождение через смерть — но почему тогда моё сознание не поднялось наверх сразу, как я вылезла из воды? Если же дело не в заплыве по Тисе, то в чём тогда? Совершенно непонятно.

И что, съешь меня многорогий, произошло сегодня, когда я целовалась с Кристо? Раньше такое было только при воспоминании о поцелуе Батори на дне рожденья — я думала, всё дело в том, что он вампир, а я «волк». Может, я просто не создана для отношений с мужчинами и мне нельзя к ним подходить близко? Может, я, например, лесбиянка? Да и вообще, почему у меня последний год сплошные поцелуи? Я считаю: Ян Квик, Кристо, Батори, Кристо, Батори, Кристо — шесть. Вот и гордись после этого своим целомудрием. Надо как-то пресекать эту порочную практику.

Хатка, которую нашёл Кристо, в одном из относительно новых районов Пешта. В старом мы были бы слишком большим событием, в ещё мало заселённом — слишком на виду. Въезжаем мы в неё в уже привычном образе молодожёнов-неформалов. Себе я его усилила