Почерк судьбы - Шарлотта Лукас

Ханна на миг задумалась.

– Ты не мог бы, – хотела бы она знать, с чего вдруг в тот момент с ее губ чисто машинально сорвалось это «ты», – показать мне место у Альстера, где видел Симона?

Йонатан запустил мотор.

– Конечно могу.

Йонатан

12 мая, суббота, 8 часов 30 минут

Рукопись, где же эта чертова рукопись? Йонатан нервно перерывал стопки бумаг на письменном столе Маркуса Боде, которые до сих пор не удостаивал внимания. Ему просто было не до того. И потому что был занят, ну и настроения соответствующего у него не было.

Но теперь, после вчерашней встречи с Ханной…

После вечера, проведенного с этой чудесной женщиной, он просто должен, должен, должен найти эту проклятую рукопись! Поскольку это было важно для нее. И поэтому для него это тоже стало важным. Вот почему сегодня, в субботу, он приехал в издательство ни свет ни заря. Он был рад тому, что здесь не было ни одного сотрудника и никто не мог видеть своего шефа таким растерянным.

Он не смог сомкнуть глаз остаток ночи. Он снова и снова прокручивал в голове события вечера, который оказался просто великолепным. И, конечно, очень печальным. Эта женщина совсем недавно потеряла мужчину всей ее жизни. Это было не только ужасно, но и усложняло ситуацию. Изначально Йонатан просто хотел сказать Ханне Маркс, что влюбился в нее без памяти, как только увидел ее в «Маленьком кафе», и уже обрисовал себе в ярких красках эту сцену со всеми романтическими подробностями. Но он отказался от этого плана, получив в самом начале встречи пощечину от Ханны, отпущенную из-за того, что она злилась на Йонатана, ведь тот воспользовался ежедневником умершего, причем, по ее мнению, в преступных целях.

В тот миг объяснение в любви больше не казалось Йонатану такой уж хорошей идеей. Конечно, Ханна не могла не счесть это кощунством. Разве что у нее не было бы сердца, а оно у нее было, в этом Йонатан не сомневался. В тот вечер он был совершенно очарован не только ее внешним видом, но и всем ее естеством, ее отзывчивостью и звонким смехом. Она была невероятно позитивным человеком. И за ее стойкость после такого тяжелого удара судьбы Йонатан мысленно снимал перед ней шляпу.

Когда посреди ночи Йонатан стоял с Ханной на берегу Альстера и показывал место, где состоялся их короткий разговор с Симоном, он невольно вспомнил о лебедях как о символе верности. В этот миг Ханна расплакалась, и Йонатан крепко держал ее за руку, иначе он поступить не мог. Она уцепилась за него, всхлипывая, как ребенок, и была так близко, что Йонатан мог почувствовать, как бьется ее сердце. Он тогда закрыл глаза и представлял, как обнимает ее не потому, что она горюет по другому мужчине, просто он чувствовал, что она хочет быть рядом с ним, Йонатаном Н. Грифом. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, но, может, когда-нибудь, в один прекрасный день… В конце концов, в его жизни благодаря Ханне произошло столько всего замечательного, чего он и представить никогда не мог!

Да где же эта дурацкая рукопись? «Смех Ханны» – так назывался этот роман. Рукопись была адресована лично коммерческому директору и брошена в почтовый ящик издательства. Может, ее вообще не было на столе Боде?

Уходя, коммерческий директор сказал, что у него, Йонатана, на столе лежит несколько «замечательных рукописей». А вдруг она вовсе не замечательная, да что там, может, вообще плохая? Может, Маркус Боде недолго думая отправил ее в мусорную корзину? Однако так они в издательстве никогда не поступали – обычно присланные и невостребованные рукописи сдавали в архив, даже если те вообще никакого интереса не вызвали.

Сдавая рукописи в архив, ассистентка упаковывала их в большие ящики и относила куда-то в подвал. Мысленно Йонатан уже представлял, как бродит вдоль бесконечных рядов желтых почтовых ящиков в свете мерцающих неоновых ламп…

Вот! Вот же она! Йонатан взволнованно схватил стопку листов, на первом из которых значилось: «Смех Ханны. Роман Симона Кламма».

Он нетерпеливо сел за стол Маркуса Боде, отложил верхний лист и принялся читать. Собственно, продвинулся он недалеко. Уже после первого абзаца он прекратил чтение. Ему стало немного не по себе. Симон Кламм. Это имя, к сожалению, ассоциировалось у него не только с журналистом «Гамбургер нахрихтен». Нет, в Йонатане проснулось иное воспоминание, причем сразу же после того, как он прочел первые строки «Смеха Ханны». И воспоминание это было связано с чем-то очень, очень неприятным.

Он вскочил, да так порывисто, что тяжелое вращающееся кресло Боде перевернулось. Однако Йонатан, не обращая на это внимания, уже мчался к своему кабинету.

Пока его компьютер загружался, Йонатан нетерпеливо барабанил пальцами по столешнице. Он надеялся, что ошибался. Он так на это рассчитывал! Очень, очень, очень хотел в это верить.

Но он не ошибся. Поиск документа со словом «Кламм» в названии выдал результат. Письмо было отказом, который он лично написал около четырех лет назад, сам упаковал рукопись «Смех Ханны» в конверт и отослал отправителю.

Теперь ему было не просто «немного не по себе». Ему стало дурно, когда он еще раз прочел письмо, которое тогда собственноручно напечатал:

Йонатана бросило в жар, потом в холод. Потом снова в жар. А потом снова в холод. Ледяной холод. Неужели он и в самом деле это написал? А потом еще и отправил?