Почерк судьбы - Шарлотта Лукас

Поцелуй Йонатана был чудесным, а от признания в любви у Ханны едва не подкосились колени. Но через две секунды она испытала такие угрызения совести, что отстранилась от Йонатана и сказала ему, что они зашли слишком далеко, что еще слишком рано и что ей сейчас же нужно домой. Потом она сама вызвала такси и просто оставила стоять Йонатана на рыбном рынке посреди толпы. Ханна не была уверена, что он понял ее сбивчивые объяснения. Но иначе она не могла поступить, в ее мыслях и в ее сердце вдруг воцарился такой хаос, что она ощутила острое желание как можно быстрее отправиться домой.

И не потому, что здесь, дома, она была меньше растеряна, чем сегодня утром, почти в половине шестого. Напротив. Она действовала так, как ей хотелось. И все же не достигла желаемого результата.

Йонатан сказал, что любит ее. Любит ли она его? Нет. То есть она пока не могла так сказать. Любовь – это нечто большое, это очень сильное чувство. Оно должно постепенно разрастаться. Оно связано с доверием, которое не может возникнуть за несколько недель. Но то, что Ханна испытывала какие-то чувства в отношении Йонатана, было вне всяких сомнений. Он ей нравился. Даже очень. Ханне импонировала серьезность, с какой он брался за дело, его неожиданный юмор, который мог быть как колким, так и сочувственным. И хотя это не имело никакого значения, Ханна не могла не замечать, как женщины смотрели на него; она вынуждена была признать, что и внешне он ей нравился. Вероятно, вполне вероятно, что из этой симпатии когда-нибудь может возникнуть любовь.

Впрочем, только если она допустит это. Если она пустит это в себя. Могла ли она так поступить? Хотела ли? Стоило ли? И прямо сейчас?

Она открыла одну коробку, на самом верху лежало их с Симоном фото. Ханна положила туда фотографию, потому что тогда смотреть на нее было просто невыносимо. Теперь же она долго рассматривала ее. Его, мужчину всей ее жизни, и себя саму.

– Что же мне делать? – тихо спросила она, поглаживая пальцами лицо Симона. – Ты можешь мне сказать?

Фотография, конечно, молчала.

Ханна вспомнила о ежедневнике, составленном для Симона, в котором попыталась советовать ему, что нужно делать, чтобы победить болезнь и пережить этот год. Но, несмотря на все упреки в свой адрес, на отвратительное самоедство по поводу «иллюзии деятельности», которым она себя изводила после смерти Симона, Ханна все же примирилась со своим «судьбоносным» подарком утонувшему парню.

Конечно же, было абсурдно предполагать, что тот решил свести счеты с жизнью только поэтому. Ханна по-прежнему верила в то, что было написано в ежедневнике: каждый день, каждая секунда жизни слишком ценны, чтобы растрачивать их понапрасну. Чтобы хоронить их под печалями и заботами. Жизнь должна быть ПРОЖИТА целиком, сколько бы она ни продолжалась. В конце концов, ни один человек не знает, когда наступит его последний миг, независимо от того, болен он или здоров. Поэтому всегда важно только СЕЙЧАС, всегда важно только СЕГОДНЯ. «Вчера» не имеет значения и уже не в счет; на «завтра» никто не может рассчитывать.

Но Симон не счел возможным воспользоваться ежедневником, он как бы «завещал» его Йонатану. По воле судьбы он наткнулся на велосипед именно Йонатана и повесил на руль сумку с ежедневником. Сегодня Йонатан признался, что ежедневник сделал для него то, на что Ханна и рассчитывала: он изменил его жизнь, погрузил в «здесь и сейчас». Но это его признание в состоянии опьянения было, в общем-то, излишним. В конце концов, она видела это собственными глазами: Йонатан буквально излучал радость, как только речь заходила о ежедневнике.

Должно ли было произойти все, что произошло после Нового года? Должно ли было все случиться именно так, а не иначе? Будет ли правильным, если она даст себе и Йонатану этот шанс? Стоит ли ей следовать собственному совету и не придавать значения «вчера»?

Она тяжело вздохнула и вытащила из картонного ящика папку-регистратор со статьями Симона. Пролистала их, словно пытаясь найти ответы на все свои вопросы, словно между строк было скрыто некое тайное послание. Она переворачивала страницу за страницей, просматривая плоды усилий Симона. Она хорошо помнила некоторые истории и то, как иногда воодушевлялся Симон, работая над материалом.

Только самое важное произведение – «Смех Ханны» – он от нее утаил.

Может, и в самом деле избавиться от этих коробок? Папку-регистратор сдать в макулатуру, а те немногие вещи, которые остались после Симона, выбросить? Окончательно покончить с этим и начать новую жизнь?

Ханна добралась до последних страниц папки. В самом конце Симон подшил свои документы. Школьный аттестат. Диплом магистра. Некоторые удостоверения. Волонтерское свидетельство. Все это было аккуратно уложено в отдельные прозрачные файлы. Вся его жизнь. Вся его, черт побери, такая короткая жизнь!

Пролистав папку уже почти до конца, Ханна остолбенела. В файл было вложено письмо от издательства.

«Уважаемый господин Кламм, – было написано там. – Мы благодарим Вас за то, что прислали нам рукопись своего романа “Смех Ханны”. К сожалению, Ваш роман не соответствует нашей издательской программе, поэтому мы вынуждены отказать Вам…»

Значит, Симон все-таки пытался. Он отправил рукопись в издательство и получил отказ. Жаль, но, наверное, в этом не было ничего необычного. Она ведь и сама, будучи лично знакома с руководителем издательства «Грифсон и Букс», до сих пор не получила отзыва редакционной коллегии и уже не надеялась на восторженный отклик. Рассмотрение рукописи что-то уж очень затянулось. Хорошие новости всегда приходят быстро.

Ханна листала дальше. Обнаружила еще один отказ, из другого издательства. Потом еще один. И еще один. И в последнем файле – еще один. Может, поэтому Симон ничего не рассказал ей о романе? И после всех этих отказов у него просто не хватило духу отправить рукопись еще в какое-нибудь издательство или начать писать новую книгу? Возможно. Впрочем, что значат эти четыре или пять отказов? Есть ведь столько разных издательств, поэтому какое это имеет значение?

Ханна уже хотела закрыть папку, как вдруг заметила, что пропустила один файл. Он завернулся, и она его не сразу обнаружила. Ханна развернула и разгладила страницу.

Прочитав шапку письма, она нахмурилась.

«Грифсон и Букс»?

Йонатан

24 сентября, понедельник, 9 часов 54 минуты

– Уйдите сейчас же с дороги, или я с вами что-нибудь сделаю!

Йонатан вздрогнул, когда услышал громкий взволнованный голос, доносящийся из приемной, где сидела Рената Круг. Это же был голос Ханны!

– Я вам позже перезвоню, – торопливо сказал он агенту, с которым как раз разговаривал по телефону, и положил трубку.

В этот момент дверь его кабинета распахнулась и внутрь влетела взбудораженная, нет, разъяренная и бушующая Ханна. Вслед за ней заскочила Рената Круг, беспомощно лопоча:

– Мне очень жаль, господин Гриф, но эта дама просто… – И запнулась.