Лабиринт - Дмитрий Болотин

заглушил двигатель, сложил задние сиденья машины, объединив их с багажником, получив довольно-таки объёмное спальное место, хотя во весь рост вытянуться там не удавалось. Хорошо, что все задние стёкла, включая дверь багажника, имеют глубокую тонировку, и меня никто не увидит. Было бы странным для прохожих, если бы в такой машине спал какой-то грязный бородатый дед.

Едва закрыв глаза, я услышал звук будильника, который поставил на четыре часа дня – будто и не спал вовсе. Если бы не абсолютная темнота в салоне, образовавшаяся от того, что за то время, пока я спал, выпал снег и запорошил все окна машины, то я бы даже усомнился в том, что вообще поспал. Пора продолжать начатую операцию. Открыв дверь машины и впустив в салон морозный воздух, а также рыхлые снежинки, которые прежде находились между крышей машины и дверью, я обнаружил, что вокруг всё было белым и переливалось в лучах солнца, что заставило меня с непривычки зажмуриться. Тонкий слой снега хрустел под подошвой ботинок, а изо рта при ходьбе шёл пар. В левом кармане куртки я перебирал пальцами метровый кусок лески, а в правом безостановочно раскрывал и закрывал хозяйственно-бытовой складной нож – одолевало лёгкое беспокойство.

Через полчаса я дошёл до дома Петра и устроился на скамье рядом с детской площадкой, находившейся между параллельно стоящими пятиэтажками, поедая купленную по пути шаверму. Кажется, действительно потеплело. Небо было ясным, и сквозь серые блочные постройки проглядывали вдалеке Хибины. Изредка мимо проходили люди, но город всё равно казался совершенно пустынным. Ветер слегка раскачивал детские качели, висящие на двух скрипучих цепях, и прямо над головой периодически проносились стаи каркающих ворон. И как здесь люди живут? Я бы с ума сошёл жить в таком медленном и размеренном темпе. Несмотря на то, что я понимал, что скоро увижу Петра, его жену или сына, которых прекрасно знал в лицо, я не ощущал сильного волнения, предвкушая это событие. Казалось, что я просто приехал сюда погулять и посмотреть на красивый вид гор. Может, меня тешила мысль, что я, наконец, накажу виновного в том, что случилось на заводе? Кажется, что в первые в жизни я делал что-то не ради себя, а ради других. Ведь прежде, когда я убивал людей, я как будто был псом, загнанным в угол, и спасал в первую очередь себя. Но сейчас я приехал сюда, вырвавшись из своей наладившейся и абсолютно уютной жизни, в которой мне ничего не угрожало, для того, чтобы избавить человечество от Петра, который мог очередным неудавшимся саботажем навредить десяткам, а может, даже и сотням людей. Да, пожалуй, именно это придавало мне спокойствия и уверенности в том, что я поступаю правильно.

Сердце ёкнуло, и глаза невольно округлились: из-за дальнего угла дома вышел Пётр и направлялся к своему подъезду, недалеко от которого я сидел. Семнадцать тридцать три. Почему он так рано и где жена с ребёнком? Может, пораньше с работы ушёл? Вот так поворот событий! Да это же идеальный момент! Жена при восьмичасовом рабочем дне должна вернуться лишь через час и наверняка с ребёнком, раз Пётр его не забрал из садика! Но я же сегодня только наблюдаю: может, сидеть спокойно и уже завтра всё провернуть? А вдруг завтра приедет с женой и сыном? Что если сегодня единственный удачный момент для того, чтобы выполнить задуманное? Нет! Вперёд! Надо действовать, ведь даже если что-то не получится, то главное, устранить его, а если меня кто и увидит в этих одёжках и с бородой, то вряд ли узнает, когда я переоденусь.

Я встал со скамьи и почувствовал в голове жуткую пульсацию от смены давления. Сердце бешено колотилось в груди и ускорялось по мере приближения к подъезду, к которому мне следовало подойти чуть раньше Петра. Пятый этаж: квартиры тринадцать, четырнадцать, пятнадцать – гласила синяя табличка на входной двери в подъезд. По три квартиры на этаж, всё, как я помню. Всё верно, и значит подъезд будет выглядеть именно так, как я его себе представлял.

– Вам помочь? – от голоса Петра по телу пронеслась холодная дрожь и ноги налились свинцом. Вот он, в полуметре сзади от меня: стоит совершенно ничего не подозревая. Главное, не поворачиваться к нему лицом, иначе может узнать. Накладная борода – это, конечно, хорошо, но глаза и нос могут меня выдать, если я повернусь к нему.

– Да, в четырнадцатую я, но кнопки разглядеть не могу. Откроешь, сыночек? – тихо проскрипел я, всеми силами пытаясь изобразить голос дряхлого старика. Кажется, получилось отвратительно, и в театральное училище меня бы точно не взяли. Лишь бы он не догадался, что это я.

– Конечно, проходите! – рука Петра выглянула из-за моей спины и, схватившись за входную ручку, открыла дверь, пропуская меня вперёд в сумеречный подъезд, раскрашенный в белый и зелёный цвета. В нос ударил слабый затхлый запах стухшей воды.

– Спасибо! – я проследовал внутрь медленным шагом, позволяя Петру обогнать меня и пытаясь хотя бы на мгновение унять охватившее меня беспокойство, сковавшее движение моих ног и рук. И вот его спина прямо передо мной. Чёрт, я не учёл то, что на нём будет шарф! Твою ж мать! Ну ладно, если закинуть чуть повыше, то доберусь до шеи: она сверху оголена, так как шарф сполз. Я медленно достал из кармана леску и дёрнулся для того, чтобы закинуть петлю ему на шею, однако уже через мгновение осёкся.

– Здравствуйте, Ольга Николаевна! – бодро произнёс на весь подъезд Пётр в адрес пожилой женщины, которая возникла на лестнице, идя навстречу нам.

– Добрый вечер, Петруша! Сегодня с работы снова пораньше отпустили?

– Да, всё сделал и ушёл. Новый начальник – то, что надо!

Давление подскочило так, что я ощущал биение своего сердца даже в кончиках пальцев. Женщина прошла мимо нас, но рассмотреть её не получилось, так как я уставился в пол, спрятав своё лицо под шарф и шапку. Когда мы поднялись ко второму этажу, то внизу скрипнула дверь подъезда, и женщина вышла на улицу, что было видно из окна лестничной площадки. Надо выждать, пока он поднимется на четвёртый: чем выше, тем меньше вероятность того, что кто-то пройдёт мимо. Второй этаж: сердце сейчас выскочит из груди – мой организм готовился в резкому рывку, когда я достал леску, но явно был не настроен на то, что намеченное действие придётся отсрочить на минуту. Третий: в глазах снова витают чёрные точки и начинает ощущаться пульсация в ушах. Именно так всё начиналось