Лабиринт - Дмитрий Болотин

к двери спальни. Пульсация в висках и затылке резко усилилась, и чёрная пелена заполонила весь мой взор. Последнее, о чём я успел подумать, это о том, что очнусь я уже в камере полицейского участка, из которого меня отправят под суд и затем в тюрьму, дав лет пятнадцать за преднамеренное убийство. Если, конечно, жена Петра не прикончит меня, пока я буду без сознания…

Пара шлепков ладонью по щекам заставила меня открыть глаза. В помещении было темно, и единственное, что я видел перед собой, было лицо Михаила.

– Давай вставай! Пора уходить! – тихо прошептал он, помогая мне приподняться за руку.

Встав на ватные ноги, я обнаружил, что у стены при входе в спальню, в которой мы по-прежнему находились, лежала женщина в луже крови. – Что произошло? – еле слышно спросил я. Выйдя из спальни, я увидел в тёмном коридоре распластавшегося без движения маленького мальчика.

– Пора уходить, потом всё обсудим. Быстрее! – Михаил тянул меня за плечо в сторону выхода из квартиры, пока я заворожённо смотрел на мёртвое тело ребёнка.

Не могу поверить, что Михаил убил жену Петра и его маленького сына! Они же ни в чём не были виноваты! За что?! Как же всё произошедшее ужасно! Пришлось убить маленького мальчика… Но, может, и хорошо скончаться в таком возрасте: когда ещё веришь в бессмертность души? Умирать с мыслью о том, что через мгновенье будешь парить духом над своим телом, а затем отправишься в рай, где тебя с любовью встретят все твои бабушки и дедушки – это определённо лучше, чем понимать, как медленно из тебя уходит сознание и впереди тебя ждёт вечная тёмная пустота, как это наверняка читалось в глазах его матери перед смертью. И всё-таки это ужасно! Что же Михаил за человек? Как он мог? Да и как вообще оказался здесь?! Неужели он всё-таки психопат, которым показался мне изначально? И можно ли теперь верить его рассказу о том, что он добыл ампулу с морфием, не причинив никому вреда?

По пути из подъезда нам не попался никто, кто мог бы нас заметить. Мы уходили всё дальше от дома Петра, и Михаил продолжал вести меня за плечо.

– Хватит! – я одёрнул его руку. – Какого чёрта?! Как здесь оказался?!

– Тише! Ты можешь привлечь внимание прохожих! – прошептал Михаил.

– Ты, мать твою, больной психопат! Зачем ты убил мать с ребёнком?!

– Ну а что оставалось делать? Иначе бы они нас полиции сдали. Ты без сознания лежал, а убежать, оставив тебя там одного, да и засветив своё лицо, было бы совершенно опрометчиво. Вряд ли бы удалось далеко уйти, если бы они нас увидели. Если бы они остались живы, то сразу позвали бы на помощь и могли нас запомнить. Было бы проблематично выехать отсюда на машине с номерами другого региона, если бы нас повсюду искала полиция. Нас бы точно поймали и отправили за решётку. Убив их, я выиграл уйму времени: их хватятся только завтра ближе к обеду, когда ни Пётр, ни его жена не появятся на работе, а их ребёнок – в детском саду. Если повезёт, то, может, их даже завтра искать не начнут. В любом случае, мы уже будем в Питере к этому времени, и нас всё произошедшее касаться никак не будет.

– Мы? О чём ты говоришь? Нет никаких мы!

– Но я же помог тебе с убийством Петра и спас тебя, пока ты был без сознания! Ты бы уже сидел в отделении, если бы не было меня и ты остался лежать у них в квартире. Благодаря мне ты на свободе!

– Но какой ценой?! У тебя в Чечне вообще крыша поехала? У нас была возможность уйти, не убив их, и скрыться. Неужели тебе вообще плевать на чужую жизнь?

– А тебе нет? Тебе что, правда жаль мать с ребёнком? Неужели ты до этого не убивал невиновных людей?

Я замолчал, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и унять дрожь в руках, после чего ответил: – Я убил пятерых невиновных людей, но всякий раз я полагал, что поступаю правильно! Мой придурочный брат, голову которого я размозжил молотком, сбил меня машиной и приставил винтовку к моему лбу, перед тем как я сделал это! После этого прикончил ещё трёх человек на заводе здесь, в Хибинах, полагая, что они хотят убить меня и близких мне людей, одного из которых им всё же удалось прикончить из-за возникшего недоразумения. А на прошлой неделе я убил друга из-за того, что полагал, что это ты за мной следишь! Если бы не ты, мать твою, больной ублюдок, то я бы не убил его! Всё это не имеет ничего общего с тем, что сделал ты! Ты убил людей, заведомо зная о том, что поступаешь несправедливо! И я не верю, что морфий ты достал благодаря своему другу! Тех троих, о которых было написано в газете, ты действительно искалечил, ведь так?!

– Ой, ну только не говори, что тебе и их тоже жаль! Они ведь живы остались…

– Ты просто больной! Слышишь! Держись от меня подальше! Ещё раз увижу, что следишь за мной – найду и убью! – я развернулся и пошёл быстрым шагом в сторону двора, где стояла машина, оставив Михаила позади себя.

– Это ты ко мне подсел тогда в ресторане, Андрей. Это был твой выбор… – последнее, что я услышал от остановившегося позади Михаила.

Через пару километров, немного придя в себя от произошедшего, я зашёл в закуток одного из попутных дворов, там переоделся в свою повседневную одежду, снял бороду и выкинул всё в мусорный бак, стоявший за углом. После чего максимально спокойным шагом проследовал в сторону своей машины, перебирая в голове образы окровавленного тела женщины и лежащего в коридоре ребёнка. Дойдя до машины и отъехав сто метров, я остановился, так как вспомнил, что забыл вставить номера. Я вышел из машины и после того, как огляделся по сторонам и убедился, что Михаил за мной не следил, закурил, стоя на обочине.

Не должно было всё получиться так! Не должны были пострадать невинные люди. Думая о том, что я убил всех тех людей, которые не представляли для меня никакой опасности, я с прискорбием понимал, что не могу исправить то, что натворил. Мне действительно было жаль их, и чем больше я об этом думал, тем больше понимал то, насколько зябко понимание истины в моём сознании. Объективная истина, представляющая собой набор фактически произошедших событий, и субъективная истина,