Библиотека душ. Нет выхода из дома странных детей - Рэнсом Риггз

Нет, правда тут не сработает. Но тогда что? Я увижусь с ними, заверю их в том, что жив и здоров, придумаю историю об осмотре достопримечательностей Лондона, а потом сообщу, что им придется вернуться домой без меня? Ха. Они попытаются меня поймать. Возле места нашей встречи в кустах будут сидеть копы. А еще мужчины в белых халатах с сетями, которые Джейкобу будут как раз впору. Мне придется сбежать. Сказав им правду, я все усугублю. Встретившись с ними, а затем сбежав, я лишь причиню им новые, еще худшие страдания. Но я и представить себе не мог, что больше никогда не увижу родителей и никогда не вернусь домой. Потому что, если говорить начистоту, то, какую бы боль ни причиняла мне мысль о разлуке с Эммой и друзьями, и этим миром, какая-то часть меня всегда хотела вернуться домой. Мои родители и их мир символизировали возвращение к разумной жизни, которой после всего этого безумия мне очень не хватало. Я хотел какое-то время побыть нормальным. Перевести дух. Хоть ненадолго.

Я вернул свой долг странным людям и мисс Сапсан. Я стал одним из них. Но я был не только одним из них. Я также был сыном своих родителей. При всем их несовершенстве мне их очень не хватало. Я скучал по дому. Я даже скучал по своей дурацкой обычной жизни. Я не сомневался, что Эммы мне будет не хватать гораздо больше, чем всего этого. Проблема заключалась в том, что я хотел слишком много. Я хотел жить обеими жизнями. Мне было необходимо двойное гражданство. Я мечтал быть странным и узнать все, что можно узнать о странном мире, а еще быть с Эммой и исследовать все петли, которые Бентам включил в Панпетлекон. Но кроме этого я хотел заниматься всеми дурацкими обыденными делами, которыми занимаются все тинейджеры, пока я все еще нахожусь в этом возрасте. Получить водительские права. Завести друзей из числа сверстников. Окончить школу. А потом мне исполнится восемнадцать и я смогу отправиться туда, куда захочу, – будь то другой материк или другая эпоха. Я мог бы вернуться.

Правда заключалась в том, что я не хотел всю свою жизнь провести во временнóй петле. Я не хотел на всю жизнь остаться странным ребенком. Но, может быть, когда-нибудь я захотел бы стать странным взрослым.

Возможно, если очень постараться, все это можно совместить? – спрашивал себя я.

– Я не хочу уходить, – ответил я, – но я думаю, что мне придется на какое-то время уйти.

Лицо Эммы окаменело.

– Тогда уходи, – произнесла она.

Я почувствовал себя уязвленным. Она даже не спросила, что означает «на какое-то время».

– Я буду приезжать в гости, – быстро уточнил я. – Я в любой момент могу вернуться.

Теоретически это было правдой. Теперь, когда угроза тварей устранена, то с птичьего благословения у меня всегда есть место, куда я мог бы возвращаться. Но мне трудно представить, что родители дадут согласие на мои повторные путешествия в Соединенное Королевство. Я лгал себе – лгал нам обоим, – и Эмма это знала.

– Нет, – ответила она. – Я этого не хочу.

У меня оборвалось сердце.

– Что? – тихо спросил я. – Почему?

– Потому что это то, что делал Эйб. Каждые несколько лет он возвращался. И каждый раз он был старше, а я оставалась прежней. А потом он с кем-то познакомился и женился…

– Я этого не сделаю, – возразил я. – Я люблю тебя.

– Я знаю, – отворачиваясь, произнесла она. – Он тоже меня любил.

– Но мы не… с нами все будет иначе…

Я пытался найти нужные слова, но у меня в голове все перемешалось.

– Не будет. Ты знаешь, что, если бы я могла, я бы пошла с тобой, но я не могу – я стремительно состарюсь. Поэтому я буду просто тебя ждать. Как будто застыв в капле янтаря. Я так больше не смогу.

– Это ненадолго! Всего на пару лет. А потом я смогу делать все, что захочу. Я смогу куда-нибудь уехать и поступить в колледж. Может быть, здесь, в Лондоне!

– Может быть, – повторила она. – Может быть. Но сейчас ты даешь обещания, которые, возможно, не сможешь сдержать, и именно так любящим людям наносят самые глубокие раны.

Мое сердце бешено колотилось. Меня охватило отчаяние. Я и сам понимал, насколько я жалок. К черту все, ну и пусть я больше никогда не увижу родителей. Переживу. Я не мог потерять Эмму.

– Я сам не понимал, что говорю, – произнес я. – Я не это хотел сказать. Я остаюсь.

– Нет, я думаю, что ты был честен, – покачала головой Эмма. – Я думаю, что ты не будешь счастлив, если останешься. И со временем начнешь меня за это ненавидеть. И это будет еще хуже.

– Нет. Нет, я ни за что не…

Но я показал ей свои карты, и забирать их со стола было слишком поздно.

– Ты должен уйти, – сказала она. – У тебя есть жизнь и семья. С самого начала было ясно, что ты здесь временно.

Я сел на пол, затем откинулся назад, на стену пальто, и позволил им поглотить меня. Несколько долгих секунд я пытался убедить себя в том, что всего этого на самом деле нет, что я вообще не здесь, что весь мой мир на самом деле шерстяной и черный и пахнет нафталином. Когда я начал задыхаться и вынырнул наружу, Эмма, скрестив ноги, сидела рядом со мной на полу.

– Я тоже этого не хочу, – произнесла она. – Но я думаю, я понимаю, почему так должно быть. Тебе предстоит восстанавливать свой мир, а мне свой.

– Но этот мир теперь и мой тоже, – возразил я.

– Верно, – согласилась она и на мгновение задумалась, поглаживая подбородок. – Это так, и я очень надеюсь на то, что ты вернешься, потому что ты стал одним из нас и наша семья без тебя не будет полной. Но когда это произойдет, я думаю, мы с тобой должны быть просто друзьями.

Я задумался над этим. Друзьями. Это прозвучало так блекло и безжизненно.

– Я думаю, это лучше, чем больше никогда в жизни не увидеть друг друга.

– Я согласна, – кивнула она. – Этого я, наверное, не выдержала бы.

Я подполз к ней и обнял ее одной рукой за талию. Я ожидал, что она отстранится, но она не сопротивлялась. Спустя какое-то время она уронила голову мне на плечо.

Мы очень долго сидели там и молчали.

* * *

Когда мы с Эммой в конце концов выбрались из гардеробной, почти все уже спали. Дрова в камине почти прогорели, и теперь там приглушенно рдели угли, тарелки были завалены объедками, а от высокого потолка библиотеки эхом отражалось похрапывание и посапывание наших спящих друзей. Дети и имбрины вытянулись на кушетках, свернулись калачиком на ковре, несмотря на то, что наверху было много удобных спален. Едва не утратив друг друга, они не были готовы сразу же расстаться, пусть и на одну ночь.

Мы решили, что я уйду утром. Теперь, когда я знал, что должно случиться между мной и Эммой, откладывать расставание не имело смысла. Это лишь продлило бы наши мучения. Но сейчас необходимо поспать. Сколько времени прошло с тех пор, как нам удалось закрыть глаза хотя бы на пару минут? Еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько измученным.