Три любви - Арчибальд Кронин

– Что такое?

Он вскочил и выхватил письмо из ее руки.

– Разве не видишь? – слабым голосом пролепетала она.

Ничего больше выговорить она не могла, ее глаза наполнились слезами, она истерично всхлипнула и опустилась в кресло. На лице Питера сменялись противоречивые чувства: удивление, недоверчивость и, наконец, исступленный восторг.

– Фонд Рики! – с жаром произнес он. – Я никогда о нем не слышал.

– А я слышала! – воскликнула она. – Мне рассказала о нем мисс Тинто. Я вписала твое имя просто… о-о, на всякий случай. Ах, разве не замечательно?

Он вновь взглянул на письмо. В нем лаконично говорилось о том, что его приняли в фонд Рики и выделили грант – двадцать пять фунтов в год на пять лет. Фонд был учрежден покойным Кезия Рики в помощь сыновьям вдов, которые находятся в особо бедственных обстоятельствах. С почти жестокой краткостью Питера информировали, что, хотя он занял девяносто седьмое место в списке претендентов, он первый выполнил условия приемлемости. Поэтому ему предлагалось связаться с клерком из фирмы «Фуллертон энд Ко» по данному адресу в ближайшее удобное время.

– Я ничего об этом не знал. Ты вписала мое имя?

– Я услышала о фонде в конторе, – с готовностью призналась она. – Не думала, что это понадобится, но однажды проходила мимо «Фуллертона» и почему-то… вошла и сообщила им подробности о… о себе… и сколько… сколько я зарабатываю.

Питер пристально посмотрел на мать.

– Ну, по крайней мере, у меня теперь что-то есть, – глядя на нее, медленно проговорил он.

– И в конце концов у нас все получится! – восторженно сказала она. Ее лицо залилось краской, с губ срывались торопливые слова: – Я и подумать не могла, что так будет. Я дошла до точки. Думала, все кончено. О-о! Разве не здорово?!

Ее радость передалась ему, но все же на миг его глаза затуманились.

– Ну и наглые же они – поставили меня девяносто седьмым, – благодушно, с комичным презрением отозвался он об оценке экзаменаторов.

– Все равно это чудесно, – настаивала она. – Мы получили все, что хотели, и не забывай – ты превзошел более сотни других претендентов.

Этот факт, раньше им не учтенный, теперь доставил ему большую радость.

– Ты права! – воскликнул он. Его ликование росло. Он откинулся в кресле и, подняв глаза к потолку, прокричал: – Несмотря ни на что, я это сделал!

Добавить к этому было нечего. Они все потеряли – и вдруг обрели вновь. Испытанные терзания остались в прошлом, им на смену пришло ликующее чувство облегчения. Душа Люси наполнилась оптимизмом и уверенностью в будущем, ее охватил трепет счастья, и глаза ее засверкали.

Жизнь, казавшаяся теперь прекрасной, протекала в обоюдной радости. В задушевных разговорах мать и сын обсуждали будущую учебу в университете. Питер произносил слова «студенческий союз» с видом человека, который вскоре мог бы заявить свои права на членство в этой прославленной организации. Более того, теперь по вечерам он предпринимал долгие неспешные прогулки, помахивая тростью и высоко держа голову, – смотрите, перед вами тот, у кого есть все шансы стать выдающейся личностью: юноша на пороге непознанного.

Как-то раз, вернувшись с прогулки позже обычного, он с удивлением застал мать в кресле-качалке с распечатанным письмом в руке. Какой-то наплыв корреспонденции! Три письма за месяц – это на три больше, чем они обыкновенно получали. Он уже собирался задать вопрос, но Люси опередила его:

– Ни за что не угадаешь от кого, Питер. – Замолчав, она продолжала легонько раскачиваться взад-вперед. – От мистера Леннокса!

Питера данное событие совершенно не впечатлило. Он едва помнил Леннокса, и его письмо было для молодого человека незначительным эпизодом в радостном течении жизни.

– Меня это мало волнует, – откликнулся он.

Губы Питера сложились в ироническую улыбку, которая, по его представлениям, должна сопутствовать профессии эскулапа.

– Нет, правда, Питер, – быстро подняв глаза, сказала Люси. Опустив письмо, она задумчиво похлопала себя по колену, опять чуть смущенно посмотрела на сына. – Он хочет заглянуть к нам в субботу.

– Да что ты говоришь! – Питер присвистнул, потом с добродушной насмешкой прибавил: – Пусть приходит, и мы устроим в нашем дворце веселую вечеринку.

Она медленно окинула взглядом «дворец» – так в шутку сын называл их квартирку.

– Как я могу кого-нибудь сюда пригласить? Чересчур бедно – после нашего-то дома в Ардфиллане, – вздохнула она.

При воспоминании об утонченной элегантности ее виллы – позлащенная временем иллюзия! – Люси нахмурилась, но почти сразу ее лицо прояснилось.

– Мы можем встретиться с ним в другом месте, например выпить чая у мисс Чишем, – решительно заявила она. – Да, именно так я и поступлю.

Питер зашелся в приступе смеха, согнувшись пополам.

– Ты и старый Леннокс, мама, – выдохнул он, – вот так вы прогуливаетесь вместе. До чего же мило… а-а, очень мило!

Выпрямившись, он согнул руку и, ужасно жеманничая, представил курьезную пародию на их шествие по какой-то модной оживленной улице.

Люси смотрела на него, чуть нахмурившись, но при этом пытаясь улыбнуться.

– Нехорошо так смеяться! – возмутилась она, потом замолчала. – Все же я с ним встречусь. Он неплохой человек, что́ бы я о нем раньше ни думала.

Теперь, когда с учебой сына все стало ясно и определенно, у нее действительно возникло смутное, необъяснимое желание увидеть Леннокса. Она сама пригласит его на чай в кафе, и он, несомненно, согласится. Минуту поразмыслив, она взяла перо и написала ему ответ.

В течение следующих нескольких дней мысли о предстоящей встрече не шли у нее из головы. Где-то внутри шелохнулся загнанный вглубь и притупившийся инстинкт. В самом деле, в иные моменты Люси удивлялась собственному ожиданию, но объясняла его тем, что чувствует себя обязанной Ленноксу, а также скудостью своих нынешних развлечений.

В пятницу вечером она не торопясь изучила содержимое своего платяного шкафа. Теперь ее основным резервом стал серый костюм, от которого она, конечно, устала. К тому же при ближайшем рассмотрении Люси заметила, что края и манжеты слегка лоснятся.

«Неряшливо», – критически рассматривая его, подумала она. Но Люси была изобретательной. У нее имелся кружевной воротник – настоящее клюни[22], давно сберегаемый подарок Фрэнка, который она после недолгих поисков извлекла со дна единственного ящика. Выстирав и отгладив воротник, она аккуратно пришила его к лацканам костюма. Таким образом, строгое одеяние освежилось деталью, подходящей к случаю и ко времени года.