Братство рун - Михаэль Пайнкофер

— Абботсфорд и король Брюс, — подтвердил сэр Вальтер. — Я не забыл. Но я также припоминаю, что рассказывал профессору о панно, которое находится у меня в холле. На нем мы как раз и обнаружили руну меча, а панно из аббатства в Данфермлайне. Здесь и замыкается круг.

— Но разве ты не сказал, что руна на панно — знак ремесленника?

— В этом я ошибался, мой мальчик, — понуро признался сэр Вальтер. — Загадку убийства профессора Гэнсвика мы не решим ни здесь, ни в Абботсфорде, а лишь там, откуда происходит знак руны.

— В Данфермлайне, — сказал Квентин, и в следующий момент они уже были не одни.

В коридоре раздались шаги, и тут же на пороге возник человек в темной форме констебля. Вместе с ним были многие служащие из городской управы, которые осмотрели дом и задний двор, пока констебль лично изучил место преступления.

Как член Верховного суда сэр Вальтер вне всякого сомнения считал, что констебль откажется причислить его или Квентина к кругу подозреваемых. Они лишь дали показания о том, что они видели и пережили, и теперь Квентин поведал сэру Вальтеру со смущением о его таинственной встрече в темном дворе-колодце. Однако описать убийцу профессора Гэнсвика он едва сумел, так как человек специально надел маску, чтобы его не узнали. Констебль все равно задавал много вопросов и записывал все, что вспомнил Квентин. После чего его отпустили с дядей, и они вернулись домой.

По дороге они не проронили ни слова. Оба были всецело заняты тем, что обдумывали произошедшее.

Сэр Вальтер потерял хорошего друга, который стал очередной жертвой сектантов, и этот факт едва ли мог еще сильнее поразить сэра Вальтера. Квентин, однако, заметил горькую решительность в чертах лица своего дяди, но к ней иногда прибавлялся вздох отчаяния. Им все так и не удалось разгадать тайну знака рун, и чем дольше они занимались поисками, тем больше людей гибло из-за этого.

В надежде убежать от жаждущих их смерти сектантов, они последовали совету инспектора Делларда и уехали в Эдинбург. Теперь же они должны признать, что длинные руки убийц добрались и сюда.

События приобретали крутой оборот, и было ясно, что время поджимает. За последнее время нападения преступников стали еще более дерзкими, более жестокими. Похоже, они рассчитывали на некое событие, которое произойдет в ближайшем будущем. Но ради чего они действуют так? Во что складываются отдельные части загадки? Существовала ли действительно большая, мрачная тайна, связывающая все эти происшествия?

До сих пор Квентин и его дядя наталкивались в своих расследованиях только на отказы; неважно, был ли это шериф Слокомбе, инспектор Деллард, аббат Эндрю или профессор Гэнсвик — все они в той или иной мере откровенно отговаривали их продолжать дальнейшие поиски. Причины их действий могли иметь разную природу, но в целом Квентину казалось, что любой ценой их хотели удержать от того, чтобы дойти до самой сути. Отвлекающие маневры, добросердечные намеки и туманные указания, — вот все, на что они натыкались, в то время как сектанты продолжали вести свои темные дела и безнаказанно убивали.

Решительность Квентина дойти до сути тайны уже давно стала такой же твердой, как и у его дяди. Произошедшие за последние недели преступления не казались ему связанными между собой, скорее он думал, что они все относятся к какому-то единому неизвестному таинственному заклятию, за которым стоит несоизмеримо большее, чем они до сих пор предполагали себе.

Возможно, подумал Квентин, меч Брюса был ключом к разгадке…

Гвеннет Ратвен, как обычно, не могла уснуть в эти тревожные дни.

С тех пор как Уоллес лишился власти, кланы и знать находились в беспокойстве. В народе было брожение, постоянно случались беспорядки, в воздухе нависло зло, которое Гвенн чувствовала с каждым днем все отчетливее.

Так много изменилось после смерти ее отца, так много за короткое время. Недостаточно было того, что восстание, которое было надеждой шотландского народа на мир и свободу, было жестоко подавлено. Но знать ссорилась между собой и разделилась на тех, кто выступал за Уоллеса и хотел и дальше следовать за ним и сохранять ему верность, и на тех, кто считал его самого опасным выскочкой, а его поражение под Фолкирком — справедливой карой.

Так как она была лишь женщиной, то Гвенн не полагалось высказывать свое мнение по этому поводу. Вести войны и заниматься политикой было прерогативой мужчин, и поэтому ее брат Дункан был единственным, кто в эти дни возглавлял клан Ратвенов.

В начале своего правления Дункан еще просил совета у своей сестры в спорных вопросах, но в последнее время это случалось все реже. Под влиянием своих советников, с которыми он проводил все время, Дункан сильно изменился. В худшую для себя сторону, как считала Гвеннет.

Она постоянно вспоминала свое таинственное свидание со старой Калой. Колдунья предупреждала ее, что брат связался с силами, которые не мог ни понять, ни контролировать. В начале Гвеннет пыталась утешить себя тем, что Кала выжившая из ума старуха, чьим словам не следует доверять. Но чем больше проходило времени, тем больше она убеждалась, что Кала не обманулась в своих предсказаниях.

Поначалу Дункан стал отрешенным от внешних событий. Постепенно он замкнулся, не посвящал больше сестру в свои мысли. Всем сердцем он горевал из-за смерти отца, и к его горю подметалась ненависть — ненависть к человеку, которого он обвинял в смерти главы клана и в провале восстания — к Уильяму Уоллесу. И эта ненависть сделала его очень податливым для своих советчиков, которые не отступали с тех пор от него ни на шаг.

Что касается отношения к Уоллесу, то среди глав кланов Дункан был такой не один. Существовало много тех, кто не доверял Храброму Сердцу, многие из них повернулись спиной к нему на поле боя под Фолкирком. То, что Уоллес и его верные соратники отомстили за это кровавой местью, дело не поправило. Шотландская знать была настроена разделиться на две части, и это было только на руку англичанам.

Напрасно Гвеннет пыталась объяснить это своему брату, он лишь смеялся над ней и говорил, что женщина ничего не смыслит в этих делах. И конечно, несмотря на слова Калы, она пыталась предостеречь его от новых советчиков. После этих слов Дункан разозлился, и на миг она увидела сверкнувший в его глазах огонь, который напугал ее не на шутку.

С тех пор Гвеннет не находила себе места.

Ночь за ночью она лежала без сна на кровати в своих покоях и ворочалась. Если сон одолевал ее, то только для того, чтобы явиться ей кошмаром — кошмаром, в котором к ней приходили отец и брат, и между ними возникала кровавая ссора. Гвеннет всегда пыталась помирить их, но сон постоянно заканчивался одним и тем же. Ей не удавалось ничего исправить, и она видела, как отец и сын хватались за мечи и набрасывались друг на друга, и в конце старый предводитель клана падал от руки собственного отпрыска, поднимавшего к небу окровавленный клинок и говорящего что-то на языке, который Гвеннет не понимала.

Это были звуки, не слышанные ею прежде, злые и холодные по мелодике. Дункан бормотал непонятные, как заклятие, слова снова и снова, пока Гвеннет стояла, застыв от ужаса. Ее сердце начинало стучать быстрее, и под конец оно уже бешено колотилось — сама она просыпалась от сна вся в поту…