Виктор Астафьев - Юрий Ростовцев

Оказалось, что Василий Белов не участвует в семинаре. Вместе с Астафьевым творчество молодых авторов обсуждали поэт Виктор Коротаев и приехавший из столицы прозаик Семен Шуртаков. В перерыве семинара все пошли обедать, и меня вместе с моими друзьями Головяшкиным и Беловым посадили за один стол с Виктором Петровичем Астафьевым. Мы делились первыми вологодскими впечатлениями, а Володя и Анатолий сказали, что завтра им предстоит выступать в городской библиотеке с чтением стихов. Поэтический вечер прошел успешно. Все руководители семинара, в том числе и Астафьев, сидели в зале и слушали молодых.

В дни работы семинара мы познакомились с поэтом Сергеем Чухиным и прозаиком, редактором газеты «Вологодский комсомолец» В. Шириковым. Переговорили о многом, коснулись и недавнего трагического эпизода в Вологде — гибели Николая Рубцова.

Вечером в день окончания творческой встречи я провожал моих товарищей в Ленинград. На вокзале мы встретили наших старших коллег, вологодских писателей, и Семена Шуртакова, который возвращался в Москву.

Тут мы снова перекинулись парой фраз с Виктором Петровичем. Узнав, что я остаюсь в Вологде еще на два дня, чтобы съездить в Ферапонтово, побывать в вологодских музеях, Виктор Петрович сказал:

— Ты, чтобы не отощать совсем, приходи-ка ко мне на обед.

Так через день я оказался в квартире Астафьевых на Ленинградской улице. Приняли меня душевно. Мария Семеновна накормила вкуснейшим борщом, а Виктор Петрович показал свою библиотеку, в которой меня поразило изобилие книг из серии «ЖЗЛ». Естественно, мой живой интерес вызвал кабинет любимого писателя.

В тот памятный день я получил в подарок первую книгу из рук автора с памятным автографом. А потом наши встречи стали регулярными — случались они в Ленинграде и Москве, Красноярске и Овсянке, Хисаре и Новгороде…

В моем личном архиве сохранилась школьная тетрадка, в которой я вел записи о своей поездке весной 1976 года в Вологду. По-моему, они могут представлять интерес и для читателя.

На первой странице тетради — вырезка из газеты с цитатой из предисловия Астафьева к сборнику начинающего прозаика Вячеслава Сукачева: «И помнить, всегда помнить: кто высоко запевает, вынужден петь еще выше, и никаких поблажек писателю нет. Сорвешь голос — пеняй на себя; захочешь поберечься, петь вполголоса — дольше проживешь, но уж только сам для себя и жить, и петь будешь. Однако в литературе жизнь „для себя“ равносильна смерти, с каждым днем у писателя растет груз прожитых лет за плечами, гложет его неудовлетворенность сделанным, печаль и сожаление о чем-то неведомом подступает все ближе и ближе — нет „отпуска“ в этой работе и не будет его уже до самой смерти».

04.04.1976. Федор Абрамов в разговоре:

«У них закон правит человеком, у нас человек правит законом, отсюда — беззаконие. Мои мнения более чем спорны, потому что они близки к правде жизни. Этого боятся. Ведь они не хотят знать правды. И тут на помощь приходят границы, которые всех устраивают. Почему Гранин в фаворе? Потому что он говорит на языке полуправды. А это именно то, что власти нужно».

Еще одно суждение Ф. А. Абрамова:

«Судьба одного, пусть даже самого яркого писателя, не может быть мерилом для оценки творчества других».

Пожалуй, главная мысль творчества Федора Абрамова сформулирована им еще в первом романе, вынесена в его заголовок — Братья и Сестры. Вот смысл и точка отсчета, вот то, ради чего работает автор. Вот о чем он кричит. Это ли не идея огромной важности?!

07.04.1976. В Вологде. Идет семинар прозаиков Вологодчины. В обед познакомился с В. П. Астафьевым. Сидели за обедом рядом, ели селедку из одной тарелки. После обеда присутствовал на семинаре. При мне обсудили троих человек…

Виктор Коротаев:

«Русской литературе всегда была свойственна целомудренность. Попытки писать, как Мопассан или Хемингуэй, беспочвенны. Это, по сути своей, попытки разрушить национальный характер. Они-то ведь не хотят плясать русского, так и мне с моим пузом, — Коротаев похлопал себя по брюшку, — не исполнить, к примеру, танец живота.

…Я — мужик, многое знающий, ко многому привыкший, — испытывал неловкость, когда читал эти сексуальные откровения.

…Стремление добиться признания и успеха, власти и любви для себя — это стимулы западного героя литературы».

Семен Шуртаков (обсуждая одного из авторов. — Ю. Р.):

«Я вижу в этих рассказах несколько иное. Главная беда — отсутствие собственной позиции автора. У меня такое впечатление, что он, автор, сам не понимает, зачем взялся за перо.

Позиция, как магнит, помогает автору собрать весь материал и сцепить. Не могу не согласиться и с Коротаевым. Мы пишем на русском языке и должны продолжать традиции родной литературы.

Мне кажется, начинающему автору не стоит сразу замахиваться на повесть, роман. Тем большая ошибка — из рассказа уже опубликованного делать повесть.

Помню, Паустовский говорил: надо пройти школу рассказа. Пытайтесь на этом пятачке работать, сжимайте текст.

Мне еще хочется коснуться такого понятия, как авторская позиция. Для русского писателя всегда было характерным обращение к главным проблемам, стоящим перед народом. Карамазов у Достоевского говорит: мне не нужен миллион, мне надо мысль разрешить. Герои русской классики ломают головы над проблемами высокими: как устроить человеческое общество, чтобы оно было справедливым.

Теперь о самих рассказах. Мы не зря вас расспрашиваем, кто кем работает, где родился. В данном случае мне ясно: у молодого автора беды идут от его профессии. Да, газета много дает начинающему — расширяет кругозор, дисциплинирует… Но и издержки — серьезные. Газетный стиль — бойкий, но он построен на языковых штампах. И — что страшней — газета приучает к штампам психологическим. Работа в газете приучает к быстроте, а это не самый лучший путь к постижению истины.

Очень важно усвоить еще одну истину. Начало вещи во многом предопределяет ее судьбу. Удачное начало располагает читателя, невыразительное — настораживает.

Первая фраза, первый абзац — требуют особого внимания. Известно, сколько труда положил Горький, начиная „Городок Окуров“. Почему мы так беззаботно начинаем свои вещи?!

Леонид Леонов говорил как-то: есть определенный лимит читательского внимания. Для примера его можно определить в денежном выражении. Рубль, скажем. Плохо, если читатель уже на первых страницах истратит полтинник. А это происходит оттого, что внимания ваше произведение требует много, а отдача в удовольствии чтения — маленькая, или вовсе ее нет.

Надо учиться читать свои вещи отстраненным глазом. Чужим! Не самовлюбленным авторским, а читательским!»

Виктор Астафьев:

«Возраст, ваш возраст должен вам диктовать и темп работы. Как тридцать подскакивает, тут тревожно делается мужику. Надо резко решать свою судьбу. Дальше отступать некуда.

Мне нравится, как сработаны эти вещи. Автор знает и чувствует язык, умеет им пользоваться. Но! Этого мало. На местном материале, только на фиксации языковой стихии всю жизнь не продержишься. Как осторожно ни ступай, поляну вытопчешь. А дальше что?