Эксплеты. Совет Девяти - Ирина Фуллер

Омарейл почувствовала, как сердце радостно вздрогнуло в груди от услышанного родного имени. Удалось ли скрыть реакцию – она не знала, но видела, что Белория неотрывно наблюдал за ней. Еще бы, не имея возможности привычно читать эмоции, он был вынужден полагаться лишь на собственную внимательность.

– И? Вы не могли случайно пересечь залив и просто ошибиться комнатой.

– Господин Даррит выразил обеспокоенность тем, что вам неизвестны рычаги давления на господина Канари. Я же сообщил, в свою очередь, что у меня появились некоторые соображения. А затем мы увидели статью в «Освещении». Должен ли я говорить, что мы оба встревожились насчет того, как вы отнесетесь к заявлению Совалии.

– Вы решили, что я сорвалась в Орделион, сочтя, что теперь все дороги для меня открыты? – уточнила она, уязвленная.

– О небо, разумеется, нет, – он улыбнулся, и в уголках глаз тут же возникли веера мелких морщинок. – Мы предположили, что новость могла озадачить вас и огорчить, сбить с пути. Я немедленно высказал пожелание встретиться с вами лично и обсудить оба вопроса.

Белория чуть подался вперед, следя за реакцией собеседницы.

– Не стоило себя утруждать, я осталась равнодушна к заявлению Совы и уже наметила шаги по делу Канари. Все под контролем.

– О, я рад это слышать, Ваше Высочество. Мне на мгновение показалось, что ваш душевный настрой был несколько…

– Все. Нормально, – отчеканила Омарейл и решила сменить тему: – Как вы вообще нашли меня?

– Ваш сопровождающий отправил господину Дарриту телеграмму с указанием гостиницы и адреса, как только вы устроились.

Это подняло новую волну раздражения в душе принцессы. То есть вот так, у нее за спиной, Даррит с Пилигримом – у нее не было сомнений, что речь шла о нем, – поддерживали связь. Ей не сказали ни слова. Как будто она… как будто она неразумный ребенок, за которым нужен постоянный присмотр!

– Вероятно, господин Даррит считает, что должен все держать под контролем на случай, если у вас что-то пойдет не так… – предположил Белория, пробуждая в Омарейл еще больше злости.

Она откинулась на спинку кресла, мрачно глядя в пустоту. Вдох, выдох, нужно было взять эмоции под контроль. Принцесса дала себе несколько секунд, чтобы успокоиться, и спросила:

– Что вы хотели рассказать про Канари?

Белория сообщил то, что Омарейл поняла и сама: волнения на острове, связанные со стремлением к независимости, делали положение Патера города весьма шатким. Они могли стать причиной завершения политической карьеры, так как говорили о его несостоятельности как главы региона.

– Предлагаете действовать угрозами? – уточнила Омарейл, не слишком радуясь такой перспективе. Она плохо представляла, как должна была добиться встречи с Канари, а потом заявить, что, если он не проголосует за нее на Совете, может попрощаться с местом Патера. – Знаете, с таким подходом и с предыдущими не стоило слишком заморачиваться. Просто сказать каждому, что я лишу их должности, если они не проголосуют.

– Это была бы не очень удачная тактика, – покачал головой Белория.

Омарейл уставилась на его аккуратный профиль с небольшим острым носом, широкими бровями и рано седеющими висками. Мужчина выглядел хищно и совершенно не вызывал у Омарейл доверия.

– Снять Патера с должности не так-то просто даже Его Величеству, поскольку мы избираемся народом. Должны быть веские основания. А слухи о странствующей девице, угрожающей всем расправой, быстро распространились бы среди членов Совета. Вас могли арестовать еще до того, как вы добрались бы до Нортастера.

Она вздохнула. Пускай Белория ей не нравился, говорил он разумные вещи.

– Что касается Канари, он дорожит местом. Только Бордора столь же фанатичен в отношении своего города. Сыграйте на этом.

Омарейл встала и прошла к окну. С улицы одурманивающе пахло цветами и морем.

– Вы не сообщили мне ровным счетом ничего полезного, господин Белория. Право, не стоило тратить время и проделывать такой путь.

Мужчина подошел ближе к собеседнице. Она напряженно распрямила плечи и подняла голову, отмечая, что Белория был едва выше нее.

– Ваше Высочество, – произнес он вкрадчиво, – я вам не враг. Ни вы, ни я не хотели бы этого.

Слова повисли в воздухе, проникая в сознание девушки.

– Все мои стремления сейчас направлены на то, чтобы успешно завершить наше общее дело, – он прижал ладонь к груди, будто бы пытаясь убедить, что слова шли от сердца. – Всем было бы проще, будь вы открыты к тому, чтобы принимать мою помощь.

Несколько секунд принцесса смотрела на собеседника. На губах его играла легкая улыбка, но зеленые глаза оставались холодными и расчетливыми. Когда за мгновение выражение лица Белории сменилось с дружелюбного на совершенно бесстрастное, Омарейл отчетливо поняла: фальшивость улыбки ей не показалась.

– Вы не доверяете мне, это мудро, – он чуть склонил голову. – Но вы должны понимать: из любой ситуации я стараюсь извлечь наибольшую выгоду. Здесь и сейчас наши с вами стремления полностью совпадают. К счастью.

Она прочитала «вашему» между строк.

– Ваша победа – моя победа. Ну и к тому же… – Он сделал шаг ближе и коснулся ее локтя. – …Не стоит так открыто демонстрировать свою неприязнь. Невозмутимое равнодушие сыграет вам лучшую службу. Когда вы взойдете на престол, вашим сильнейшим оружием будет вовсе не искренность, а умение держать свои мысли и чувства при себе.

– Большое спасибо за ваши бесценные советы…

– Господин Даррит поделился со мной тем, что у вас есть трудности с самоконтролем, – продолжил Белория, точно не заметил ее саркастичного комментария. – Я помогу вам справиться и с этим.

Он взял ее ладонь и поцеловал кончики пальцев, затем чуть поклонился.

– Просто примите мою помощь, Ваше Высочество, и вы сможете с холодной улыбкой встречать и новости о самозванцах, и слова близкого человека о том, что у вас «нет ни выдержки, ни силы воли, чтобы ее развить».

У Омарейл перехватило дыхание. Неужели Даррит так сказал? И кому: Илу Белории? Она не помнила, чтобы хоть раз испытывала чувство, что сейчас пронзило все ее существо: что-то более сильное, чем обида, и в нем было больше боли, чем злости. Это было так… несправедливо, нечестно, горько.

Она знала, что на лице отразились одолевшие ее эмоции, и собеседник снисходительно улыбнулся. Ему не пришлось говорить: «Вот видите», – это отлично передал его понимающий взгляд.

– Я остановлюсь в своем доме на Солнечной набережной, пятнадцать, – сообщил он. – Пробуду там еще три дня. Не бойтесь обратиться ко мне. Гордость не должна быть помехой на пути к цели, не так ли?

Белория поклонился еще раз, не переставая при этом смотреть принцессе в глаза, а затем прошел к двери. Открыв ее, он застыл: почти весь дверной проем занимал широкоплечий Пилигрим, который стоял с занесенной рукой – видимо, собирался постучать. Едва увидев гостя принцессы, он подался вперед, схватил Белорию за грудки и прижал к стене. В следующую секунду в шею Патера Нортастера упирался гвардейский револьвер.