Война самураев - Кейра Дэлки

Сигэмори принял это как знак того, что его сон уже достаточно ясен и истолкованию не подлежит. Верно, ками сказали все, что он должен был знать.

Следующие день и ночь Сигэмори провел, уединившись в зале Сёдзёдэн святилища Хонгу для коленопреклоненной молитвы. Взывал он к богу Конго-Додзи: «Понял я, что не обладаю ни мужеством, ни сноровкой, чтобы нести своему народу мир и процветание. Сколько бы ни пытался я усовестить отца, хоть сыну это не подобает, старания мои были тщетны. Прошу же, о великий Конго-Додзи: если нас, Тайра, боги мнят хоть сколько-нибудь достойными, пускай твоей или еще какой высшей силой сердце Киёмори смягчится, а сам он станет мужем смиренным и праведным. Но если же мы недостойны, молю: отведи от меня всякую защиту, коей боги меня, быть может, наделили. Не хочу видеть, как мои сыновья и родичи гибнут, покинутые удачей, как в мире множится горе и нищета. Если тот страшный вихрь был началом грядущих бедствий, молю: лучше сразу пресеки жизнь Сигэмори и поддержи в страданиях, ожидающих всякое сущее в круговращениях жизни и смерти!»

Из-за занавеси, скрывавшей образ ками, донесся голос:

— Праведный Сигэмори, ты был услышан. Однако судьба твоя уже предрешена. Ступай с миром. Ветры судьбы отныне веют вдали от тебя.

Позже говорили, что служки-тюдзё из храма Конго-Додзи видели над головой князя Сигэмори зеленоватое сияние, когда тот перед рассветом покидал молитвенную келью. По пути от храма к покоям, где расположились сыновья и свита Сигэмори, с небес ударила молния, которую сопроводил могучий раскат грома. Вспышка была так сильна, что Сигэмори пришлось заслониться ладонью. Вслед за молнией налетел порыв ветра, растрепав ему волосы. Глянув на небо, Сигэмори охнул, и в этот миг ему в рот упати тяжелые капли дождя. Он закашлялся, но, даже избавившись от влаги в горле, почувствовал, что задыхается, словно вода была ядом. Снова полыхнула молния, и в ее отсветах Сигэмори разглядел лицо Гэнды Ёсихиры, казненного сына Ёситомо, который обещал стать демоном грома. Видение победно улыбалось. Сигэмори осенило: «Значит, ками позволили тебе исполнить свое мщение». Он поклонился исчезнувшей молнии и продолжил ггуть.

Когда хлынул ливень, Сигэмори не бросился под навес веранды. Он спокойно шагал по тропе к своему флигелю, как в ясную ночь, подставляя спину напору ветра, вымокая под холодными струями. Отныне его жизнь в руках богов.

— Умер? — переспросил Киёмори, не веря ушам.

— Именно так, повелитель, — ответил слуга, прижавшись лбом к циновке-татами. — Мы проследили за ямабуси Муко, как вы приказывали. Три дня мы наблюдали, как он творит сомнительные обряды в своей жалкой лачуге. Закончив же, старик упал и больше не поднимался. Мы послали за лекарем, который сказал, что, судя по состоянию, Муко скончался не час, а неделю назад.

— Так не бывает.

— Разумеется, господин. Однако не это самое странное. В документах, найденных при старике, его называют Сэва. Там же упоминается, что его одолевали явления духа Син-ина.

Киёмори вспомнил бумагу, которую показывал ему мнимый Муко, заверенную печатью Син-ина.

— Благой Амида, — прошептал он. — Что я наделал!

В доме Мунэмори раздвинули все перегородки, но из сада не долетало ни ветерка, чтобы развеять духоту и зной летней ночи. Мунэмори ворочался на ложе, не в силах уснуть, несмотря на то что совсем рядом, под половицами, покоилось избавление от мук. Он поклялся никогда больше не притрагиваться к Кусанаги.

После урагана Мунэмори снова затворился у себя в усадьбе, сославшись на возобновление недуга, который помешал ему исполнять придворные обязанности. У него и в мыслях не было передавать меч Сигэмори, поэтому он сказал, что не успел заменить его из-за болезни, а потом помешала паника, вызванная стихией.

Возвращать Кусанаги во дворец означало бы снова подвергать себя опасности. «Быть может, потом, не сейчас», — говорил себе Мунэмори. И, решив никогда им не пользоваться, он не нашел ничего лучшего, чем держать меч в тайнике. Вновь и вновь Мунэмори ломал голову над тем, что скажет брату, почти отчаявшись его перехитрить. Да и мать, демон ее побери, засыпала в письмах неудобными вопросами. Она что-то подозревала, и Мунэмори понимал, что не сумеет от нее отделаться.

Син-ин, которого он ждал увидеть со дня на день после урагана, отчего-то не спешил показываться. Мунэмори думал, что расплата за неудачу неотвратима, поскольку уничтожить дворец у него не вышло, и надеялся, что Син-ин милостиво предаст его смерти, избавит от пут существования в этом беспокойном, переменчивом мире. Избавления не наступало.

Когда ожидание сделалось невыносимым, Мунэмори вдруг понял, что не один в комнате.

«Что ж, — сказал он про себя, — вот и все».

Он сел на постели — и точно: в изножье спального тюфяка повисла тень Син-ина.

— Добрый вечер, владыка, — произнес он. — Я готов. — Мунэмори склонился, подставляя шею под удар призрачного меча.

— Готов к чему? Впрочем, я и прежде замечал за тобой странности. У меня для тебя новость.

— Новость? — Сейчас Син-ин был последним, от кого Мунэмори желал бы ее услышать.

— Пост главы Тайра, о котором ты меня просил, скоро станет твоим.

— И каким образом я его получу?

— Сигэмори, старший брат, которому ты всегда завидовал, скоро умрет.

Мунэмори считал, что хуже ему уже не будет. Резь в желудке подсказала обратное.

— Умрет? — еле слышно переспросил он. — Когда?

— Через месяц-другой. Мы с Гэндой Ёсихирой решили дать ему помучиться. А значит, то же самое ожидает господина Киёмори и прочих Тайра, которые любят и ценят твоего брата. То-то все поплачут, верно?

Мунэмори откинулся на спину и вперил взгляд в потолок.

— Отчего же вы не перережете нам глотки, если хотите со всеми покончить?

Призрак подплыл ближе и склонился над его лицом, буравя запавшими глазами.

— Оттого что месть сродни искусной гейше. Нужно время, чтобы вкусить всю ее прелесть. Было бы оскорблением вонзить меч раз-другой и на том закончить. Месть не уличная девка. Должно уделить внимание каждой мелочи, иначе пожнешь в лучшем случае стыд, а в худшем — поражение. Уж тебе-то, бывшему ценителю женщин, это должно быть понятно.

— Я понял, понял! — чуть не кричал Мунэмори. — Чего вы от меня хотите?

— От тебя? Пока ничего, раз уж ты, как мы выяснили, ни на что не годишься. Отдохни. Полюбуйся на танец судьбы и удачи. Придет и твой черед взойти на священные подмостки. Тогда я дам тебе новые указания.

— А что делать с мечом?

— Пусть лежит где лежит. Тут его никто не найдет.

— Как хотите, но больше я к нему не притронусь.

— Знаю. Это не важно, великий мститель никогда не наносит одного удара дважды. Противника нужно заставать врасплох, когда он ни о чем не догадывается. Я знаю много способов подшутить над добрым людом Хэйан-Кё. Лучшее, что ты мог для меня сделать, — помочь в разрушении Энрякудзи, и ты мне помог. С падением монастыря на северных подступах к столице мы…