Полет орлицы - Дмитрий Агалаков

Летопись настоятеля собора св. Тибо в Меце

В Руане в пепел обратили,

французам душу тем смутили.

С тех пор сомненье все сильней:

всяк думал — свидимся мы с ней!

Стихотворение Жоржа Шателена, советника Филиппа Доброго, позже — Карла Смелого, историографа герцогства Бургундского

«Мы, Робер Армуазский, рыцарь, сеньор де Тишемон, передаем в полноправное пользование Жанне дю Лис, Деве Франции, Даме означенного Тишемона, все, что будет перечислено ниже…»

Купчая, из «Истории Лотарингии»,

от 7 ноября 1436 года

«В память о благе, принесенном ею городу во время осады оного, Жанне Армуазской даруется 200 ливров золотом парижской чеканки».

Из реестров города Орлеана за 1439 год

Париж готовился получить нового законного короля. Пусть, малыша, но сына самого Генриха Пятого Ланкастера и французской принцессы Екатерины Валуа! Ритуал коронации малолетнего Генриха Шестого в соборе Парижской Богоматери, как решил лорд Бедфорд, не должен был уступать коронации самозванца Карла Валуа в Реймсе, а наоборот — превзойти его. Правда, не было священного елея Хлодвига, дабы миропомазать мальчишку на царство, как положено, но можно обойтись и без него. Главное — это впечатляющая помпезность, демонстрация военной мощи, много музыки, слаженное участие в торжестве всех слоев общества под неусыпным надзором устроителей и распорядителей праздника, а также бесплатное кушанье и питье.

Из Руана в Париж мальчика доставили по Сене. На протяжении всего течения реки народ выходил на берега поглазеть на корабли, торжественно плывущие к столице Франции. Смешанные чувства пытали сердца людей, наблюдавших за этой сценой. Но, главное, всем хотелось, как всегда, одного — мира.

Мира любой ценой…

16 декабря 1431 года Генрих Шестой следовал через весь Париж на собственную коронацию, ведомый блистательной свитой. Ее возглавлял граф Уорвик с семьей; кардинал Винчестерский, герцог де Бофор; Луи Люксембургский; Пьер Кошон де Соммьевр; граф Стэффорд; другие аристократы и епископы. Впереди процессии, по обычаю прокладывая путь звонкой медью труб, ехали на белых лошадях герольды. Далее вышагивали менестрели, услаждая слух ротозеев слаженными музыкальными аккордами. За ними следовали конные отряды избранных рыцарей королевства и конюшие малолетнего короля Англии, торжественно держа горностаевый плащ и меч правосудия. Мальчишка, которого они представляли, сидел в седле белого иноходца, а городские старейшины и представители купеческих гильдий через весь город несли над его головой, на высоких шестах, лазурный балдахин, вышитый золотыми лилиями Валуа. Ювелиры и меховщики, суконщики и бакалейщики, а также грозные мясники, вовремя перехватывая шесты, сменяли друг друга во время церемонии продвижения к собору. За юным королем Англии, окруженным первыми аристократами обоих королевств, опять ехали трубящие герольды, десятки пажей и оруженосцев, а далее стальным хвостом вновь следовали многочисленные конные отряды рыцарей. Как отметили в тот день парижане, зрелище не уступало въезду в Париж Генриха Пятого. Разве что теперь в седле парадного коня сидел не великий воин, железной десницей повелевавший народами, а одиннадцатилетний юнец. А друзья умершего девять лет назад, в расцвете лет, короля собирались на скорую руку построить вокруг мальчишки свою политику. Все было ясно как белый день. Но от этих мыслей парижан отвлекали театральные сцены и мистерии, которые разыгрывали жонглеры по всему пути следования будущего короля Франции. Среди прочего на кладбище Невинных разыграли псовую охоту, а в Шатле представили зрителям картину — на троне восседала огромная кукла ребенка, а над ее головой были подвешены две короны — Англии и Франции.

Сердце замерло в груди парижан, когда мальчик проезжал мимо дворца Сен-Поль. Там коротала свои дни ставшая похожей на зыбкую тучу шестидесятилетняя королева Изабелла Баварская. В открытом окне появилось ее оплывшее постаревшее лицо, публика замерла, дворяне с любопытством смотрели вверх, мальчик при виде бабушки снял широкий берет, королева взмахнула платком и тотчас, всплакнув, закрыла им отечные глаза. Появились лица служанок, как видно, не из слабого десятка, они подхватили королеву под руки, и окно опустело.

У собора Парижской Богоматери мальчика лично встречал лорд Бедфорд с супругой Анной. В три часа пополудни Генриха Шестого короновали как государя объединенного королевства Англии и Франции, а затем был устроен пир. Аристократы и старейшины столицы праздновали в Большом дворце на острове Сите, а остальные жители столицы, где придется. Им вынесли мясо, вино и хлеб. Но мясо оказалось с душком. День предполагаемой коронации несколько раз менялся. И повара, чтобы не сесть в лужу, поторопились зажарить говядину, баранину и свинину заранее. Получилось, что дней этак за пять, а то и семь до праздника. Парижане кривили рты, но все же истребляли дармовое угощение, запивая его вином из бочек, вынесенных на мостовые столицы. Пищеварению кое-как помогали псалмы на тему «Я послал ангела…», распеваемые священниками повсюду, и другие музыкальные произведения. Устроенный на следующий день турнир также не произвел впечатления на жителей столицы. Обставлен он был бедно, проведен наспех. Ко всему прочему, не успели парижане привыкнуть к новому королю, толком рассмотреть его, как мальчика вновь посадили на корабль и отправили обратно в Руан. Оттуда новоиспеченный король двух великих государств отплыл в родную Англию.

Но все эти накладки резали глаз только жителям столицы. (А кому и животы — после праздника!) Парижане гадали, куда же дальше заведет их тернистая дорожка смены королей, придворных интриг и бесконечных войн на французской земле.

И совсем этих нелепостей не было видно за Луарой, в Шиноне, где в очередной раз, но под новым соусом, Карла Валуа лишали престола.

— Вы только и делали, что искали мира с англичанами, Ла Тремуй! — упрекал фаворита Карл, узнав о коронации своего племянника на французский престол. — И что же? Они послушались вас? Нет! Они лишний раз бросили мне в лицо оскорбление, назвав мальчишку владыкой обоих королевств! Какое же место во Франции вы вместе с вашими англичанами определили мне — Карлу Валуа?!

— Помилуйте, государь, англичане вовсе не «мои», — пролепетал Ла Тремуй. — Помилуйте, государь…

Впрочем, ответить ему было нечего. Выжидательная и примиренческая политика первого министра Франции и первого ее священника — Реньо де Шартра, трещала по швам.

— Я ненавижу англичан не меньше вас, — мямлил бретонский герцог. — И могу это доказать на деле…

— Каким же образом?

— Я бы хотел лично доказать мою преданность вам на поле боя, государь.

— Отлично! — усмехнулся Карл Валуа. — Англичане отняли у нас Монтаржи — вот и отправляйтесь туда!

И Ла Тремуй отправился на войну.

Несмотря на коронацию Генриха Шестого, англичане чувствовали себя во Франции все более неуютно. 3 февраля 1432 года некий авантюрист, капитан Рикарвиль, с сотней солдат взял штурмом «неприступный» замок Буврёй, в котором совсем недавно томилась Дева Жанна, и долго удерживал его. Опешившие руанцы раздумывали, как им быть, на чью сторону встать, чтобы потом не поплатиться головой, но все решил случай. Во время драки французской стрелой был убит ребенок из толпы, и нормандцы заступились за графа Арундела, командовавшего поредевшим, но укрывшимся в одной из башен английским гарнизоном. Рикарвиль был обстрелян из бомбард, сдался под обещание быть помилованным, но его и всех его солдат обезглавили на той же Старой рыночной площади Руана, где сжигали еретиков.