Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений - Анджела Стент

Путин вернулся в Кремль, но будущее выстроенной им системы теперь было окутано большей неопределенностью. Обама, конструируя свою перезагрузку, опирался на личные отношения с Медведевым. Несколько высших представителей власти США признавались, что состоявшаяся 24 сентября «рокировка» вызвала досаду в Белом доме. Что сулило американо-российским отношениям новое президентство Путина? Первые сигналы мало обнадеживали. Саммит Обамы и Путина, первый после их встречи в июле 2009 года, намечался в Кэмп-Дэвиде, накануне саммита «Большой восьмерки». Но в последний момент Путин, по всей видимости, решил, что Соединенные Штаты не должны быть местом его первой зарубежной поездки после избрания. Вместо себя он отправил Медведева. Официально было заявлено, что Путин чрезвычайно занят формированием нового кабинета министров, однако многие сочли это за намеренное пренебрежение.

Встреча Обамы и Путина состоялась через несколько недель в кулуарах саммита G20 в мексиканском городе Лос-Кабос, и прошла она с большим скрипом. Президентам двух стран еле удалось выдавить улыбки для слетевшейся на саммит репортерской братии. Майкл Макфол постарался внести хоть какую-то позитивную нотку: «По-моему, возникла очень деловая и сердечная атмосфера». Затем Макфол дал комментарий по поводу угрюмого лица Путина: «Такова его обычная манера держаться, такова его манера поведения»{684}. Однако для натянутости и ледяных улыбок двух лидеров была весомая причина, которая впоследствии наложит отпечаток на американо-российские отношения после переизбрания Обамы, – народные волнения в арабском мире и особенно гражданская война в Сирии.

Брожение, которое с начала 2011 года быстро распространялось среди народов арабского мира, во многих аспектах было продолжением «Программы свободы», только теперь она переместилась на Ближний Восток. А поскольку Соединенные Штаты приветствовали народные восстания против автократических ближневосточных режимов – даже тех, которые всецело поддерживали много десятилетий, – Россия по заведенной традиции испытывала все больше тревоги из-за активной поддержки, которую Вашингтон оказывал смене власти в других странах. В целом же восстания в арабских государствах изобличили глубокие идеологические и философские противоречия между Россией и США. США и их союзники, наученные горьким опытом балканских конфликтов 1990-х годов, делали упор на два стержневых принципа: ответственность по защите[65]и гуманитарная интервенция. Россия же, в отличие от них, придерживалась классического мировоззрения времен XIX века и подчеркивала примат абсолютного суверенитета и невмешательства в дела других государств.

Более того, указывая на пример Ирака, по-прежнему страдающего от насилия и нестабильности, Россия весьма скептически относилась к дальнейшим перспективам и результатам восстаний в арабском мире. Москву страшили и непредвиденные последствия смены режимов на Ближнем Востоке. Если принять во внимание территориальную близость России к арабскому миру, а также значительную численность ее собственного мусульманского населения, которое росло быстрее славянского и при этом становилось все более религиозным, то глубинные страхи перед эпидемией радикального ислама были вполне объяснимы{685}. Другое дело США – они и территориально располагаются далеко от Ближнего Востока, и собственное мусульманское население в США в общем и целом хорошо вписано в американское общество. Кроме того, в Вашингтоне понимали, что какие бы силы ни пришли к власти в ближневосточных государствах, строить отношения с ними все равно придется.

Волна переворотов в арабском мире взметнулась в декабре 2010 года, когда тунисский торговец фруктами совершил самоподжог в знак протеста против произвола и насилия полицейских. В 2011 году волна протестов распространилась на Египет, Ливию, Сирию и другие государства ближневосточного региона. Этот каскад народных восстаний стал для мира полной неожиданностью. Администрация Обамы лишь после серьезных сомнений решилась отказаться от своего многолетнего союзника – президента Египта Хосни Мубарака. Но в конце концов симпатии США перешли на сторону повстанцев, которые решительно требовали свержения диктаторов и расширения демократии. «Арабская весна» привела за собой грозный призрак политической нестабильности, угрозу захвата власти исламистами, но Запад твердо решил больше не делать ставку на предсказуемых, но непопулярных авторитарных лидеров.

Москва же отреагировала на события «арабской весны» совсем иначе. У России исторически сложились плодотворные отношения со многими ближневосточными правителями, и Кремль опасался, что их свержение спровоцирует нестабильность и усилит исламский фундаментализм, что может представлять реальную угрозу самой России и ее соседям. Некоторые государственные деятели России усмотрели в египетских событиях руку Вашингтона и американских спецслужб, отказываясь принимать в расчет, что Мубарак много десятков лет был верным союзником США и получил от них в виде помощи миллиарды долларов. Но из «арабской весны» были сделаны выводы и по внутренней ситуации в России. Как утверждали противники тандема и многочисленные российские блогеры, события, развернувшиеся на площади Тахрир, с таким же успехом могли случиться и на Красной площади.

Первая проблема с Россией у администрации Обамы возникла после того, как в Ливии начался мятеж против Муаммара Каддафи. Желая поддержать повстанцев, НАТО и ряд арабских государств договорились установить над территорией Ливии бесполетную зону, и Вашингтон намеревался провести это решение через каналы ООН, чтобы придать ему правовой статус. У России имелись в Ливии значительные экономические интересы. После того как Москва в апреле 2008 года простила Триполи долг советских времен на $4,5 млрд, российские компании заключили в этой стране выгодные нефтяные и строительные контракты на общую сумму в $10 млрд. Существенную роль в отношениях с Ливией играли и поставки российского оружия. Москва продемонстрировала уже привычное нежелание участвовать в карательных акциях в этой части мира, не будучи готова растерять остатки постсоветского политического и экономического влияния. Но после того как Медведев выслушал представленные вице-президентом США Байденом аргументы в пользу поддержки повстанцев, он дал обещание, что Россия воздержится от наложения вето на Резолюцию Совета Безопасности ООН 1973, санкционирующую применение военной авиации для обеспечения запрета на полеты над Ливией. Непонятно, стало ли это решение результатом разногласий в тандеме. Некоторые американские чиновники посчитали, что Медведев не до конца понял, что означает бесполетная зона. Другие считали, что решение Медведева по Резолюции 1973 подтолкнуло Путина к решению вновь вернуться в президентское кресло. Отзываясь о Резолюции 1973, Путин отметил, что она «напоминает средневековый призыв к крестовым походам», когда кто-то кого-то призывает отправиться в то или иное место и кого-то освобождать, и затем подвергал последовательной критике действия НАТО{686}. Через месяц после принятия резолюции НАТО критиковал и глава МИД Лавров, указывая, что альянс вышел за границы своей миссии{687}. Представители российской власти в большинстве сурово осуждали ужасную гибель Каддафи, а Владимир Путин и вовсе назвал конец ливийского диктатора – того нашли в дренажном трубопроводе, вытащили, избили и застрелили – «варварским». Нерешительная поддержка ливийской кампании и нежелание признать новое правительство Ливии значительно ослабили позиции России в этой стране после окончания войны{688}.