Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

Красноармейцы ввели подсудимого. По рядам раздался легкий ропот. Мулла-Рахмуд выглядел совсем молодым. У него был взгляд хищной птицы — ни тени раскаяния, ни грамма неуверенности или смущения. Он смотрел прямо перед собой. Вошел Вознесенский и начал приглашать свидетелей. Ася спряталась за Зульфию, что, впрочем, было излишней мерой предосторожности — в зале было столько народу, что вряд ли муж различил бы ее в сумятице лиц.

Один за другим выступали свидетели. Молодой узбекский парень рассказал, как Мулла-Рахмуд зарубил его отца и расправился с матерью, которая и теперь лежит в постели.

Особенно Асю поразило выступление старой восточной женщины. Она принесла с собой чалму и шапку своего сына и рассказала суду, как тот был убит. Это была мать того самого командира, голову которого требовал Исламбек. Ася почувствовала, что не хватает воздуха. Она не могла больше находиться здесь.

Восточная женщина не плакала. Ее глаза горели.

— Будь ты проклят, Мулла-Рахмуд! — закричала она. И еще что-то по-своему — гортанно и длинно.

Молодой разбойник отвернулся. И встретился глазами с Асей, которая поднялась, чтобы пробраться к выходу. Мулла-Рахмуд улыбнулся Асе нехорошей улыбкой. Она поспешно выбралась наружу. Знойный воздух восточного полдня не принес облегчения. Она отправилась на поиски воды и увидела Марусю. Та бежала по тропинке от городских ворот, косички били ее по спине, платье надувалось парусом над коленками. Ася вглядывалась в силуэт девушки, пытаясь угадать, что заставляет ту — ленивую и нерасторопную — так быстро мчаться.

Маруся добежала до поста с часовым и увидела хозяйку. Остановилась как вкопанная. Ася смотрела и не понимала ни выражения лица Маруси — оно было чужим, странным, — ни ее состояния. Впрочем, навстречу девушке уже бросился Федулов, и Ася увидела, как Маруся молча, механически передает красноармейцу в руки клочок бумаги. А сама, обессиленная, опускается в желтую горячую пыль.

«Юлиан!» — обожгла Асю догадка. Она метнулась к девушке, стала трясти ее за плечи, лупила по щекам — все напрасно. Маруся как окаменела. Только смотрела безумными глазами на хозяйку и молчала. Между тем красноармеец Федулов скрылся в клубе, где продолжался суд. Оттуда стремительно вылетел Вознесенский и, не взглянув на домашних, промчался к палаткам. Федулов бежал в сторону женщин с графином воды. По его лицу Ася прочитала: случилась беда.

Она поднялась. Увидела мужа, с перекошенным лицом бегущего в ее сторону.

— Как ты посмела уйти из дома?! — раздувая ноздри, произнес он.

На миг ей показалось, что он сейчас ее ударит наотмашь, но этого не случилось. Он только показал ей записку, в которой русским языком, без ошибок было выведено: «Обменяю твоего сына на Муллу-Рахмуда. Встретимся в Термезе. Исламбек».

Свет померк для Аси. Она опустилась рядом с Марусей в горячую пыль.

Вознесенский вел отряд переменным аллюром, рассчитывая к рассвету достичь колодцев Султан-Биби, где, по данным разведки, должны находиться басмачи. Шли по твердым такырам. Алексей старался не думать о личном. Действовать так, будто выполняет обычное задание командования.

За время службы в Туркестане Алексей свыкся с условиями. Служил в самых отдаленных гарнизонах — Кулябской, Вахшской и Гиссарской долинах — очагах басмачества. Разное повидал. Не было у него иллюзий насчет басмачей и их методов. Но впервые проводимая операция касалась его лично. От исхода ее зависело все. Вся их жизнь с Аськой, все их будущее.

Термез — самая граница с Афганистаном. Неужели Исламбек направился с мальчиком туда? Скорее всего блефует. Но все же исключать такую возможность нельзя. Путь предстоит неблизкий.

Возле большого кишлака, где стояла соседняя часть, к отряду присоединился караван верблюдов с водой и продовольствием.

Федулов с небольшой разведгруппой отправился вперед, и когда отряд был уже почти у цели, встретил своих с нерадостной вестью: басмачи успели уйти, забросав колодцы падалью.

А над песками уже поднималось солнце, и все вокруг заполыхало жаром. Вознесенскому казалось, что песок проник всюду, просочился сквозь одежду, что сама кожа теперь состоит из горячего всепроникающего песка.

— Градусов пятьдесят? — предположил Федулов, закрывая рот косынкой, как это делали басмачи.

— Днем будут все семьдесят, — откликнулись из отряда. — Пекло…

— Что делать будем, товарищ комиссар? Ежели они ушли на Такай-Кудук, то это гиблое дело. Туда двое суток топать.

Вознесенский молчал. Он думал. Голове было горячо не столько от палящего солнца, сколько от обрушившейся на него беды. Когда-то давно, когда делал Асе предложение, совсем не задумывался, сможет ли любить чужого ребенка. Ему была нужна она, остальное было не важно. Позже, когда ребенок стал по пятам ходить за ним и ждать у ворот его возвращения, Алексей тоже не задумывался. Все произошло само собой. Этот пацан вошел в его сердце плавно, как входит в сердце бывший некогда чужим город или река. А теперь Вознесенский думал об одном — Юлька маленький, беспомощный, напуганный. Он плачет, хочет к маме и папе! И он, Вознесенский, должен его спасти, чего бы это ни стоило.

— Караван повернет обратно, а отряд направится по следам басмачей, — приказал Вознесенский.

К концу вторых суток, окончательно выбившись из сил, отряд под покровом ночи расположился на отдых в пяти километрах от колодцев.

Вознесенский выслал разведгруппу. Он не спал, смотрел воспаленными глазами в ночь и на рассвете первым увидел Федулова с разведчиками.

— Около двухсот всадников, — доложил Федулов. — Спят себе у такыров. Колодцы там, юрты. Множество подседланных лошадей, привязанных за ноги к приколам. Не ждут они нас, товарищ комиссар! Не верят, что можем дойти сюда.

— Ударим по ним внезапно, — решил Вознесенский. Затем отозвал Федулова в сторону и тихо сказал: — Костя, найди Юльку. У тебя сегодня одна задача.

— Понял.

В обход стойбища выслали эскадрон. Основные силы отряда Вознесенский повел сам. Шли на сближение с противником, тщательно соблюдая маскировку. Вознесенский думал о Федулове, просил горячо: помоги ему, Господи!

Хотя был совсем не уверен, что там, наверху, станут теперь его слушать — в Среднюю Азию их никто не звал…

Под Федуловым был чистокровный ахалтекинец, резвый и выносливый. Красноармеец пустил коня во весь мах к левой группе юрт. Навстречу выбежал курбаши — Федулов вмиг распознал по одежде. Басмач что-то кричал, беспорядочно стреляя из «маузера».

— Бросай оружие, — внятно произнес Федулов, размахнувшись шашкой. Курбаши упал на колени, пригнулся к земле, выбросил «маузер». — Где ребенок? — так же внятно спросил красноармеец и спрыгнул с коня.

Басмач показал рукой на крайнюю юрту. Федулов выхватил «маузер» и приставил к затылку курбаши:

— Веди!

Кругом творилось невообразимое. Стрельба, кровь, звон сабель, гортанные крики басмачей и мат красноармейцев. Вознесенский удачно атаковал стойбище с тыла и, как ему показалось, не выпустил ни одного басмача. На рассвете младшие командиры привели пленных. Исламбека среди них не оказалось.