Живые и мертвые - Неле Нойхаус

* * *

Боденштайн остановился перед шлагбаумом на железнодорожном переезде в Келькхайме и, пользуясь возможностью, взглянул на смартфон, на котором уже давно раздался сигнал о входящей СМС. Помимо этого, пришло сообщение по электронной почте. Он вздрогнул, когда увидел имя отправителя: [email protected] [37]. Что это? Дурацкая шутка или снайпер решил связаться с ним? После проведенной пресс-конференции его имя фигурировало в средствах массовой информации, и его упоминали как одного из руководителей следствия, поэтому найти адрес его электронной почты большого труда не составляло. Черт возьми! Сообщение пришло полчаса назад, но он, еще не отойдя от приступа ярости, который спровоцировала оплошность Неффа, его даже не заметил. После того как у него лопнуло терпение и он вышвырнул этого типа, он сразу попытался позвонить Дирку Штадлеру, но его мобильный телефон был выключен, а по телефону сестры никто не отвечал. Спустя двенадцать дней крайнего напряжения нервы у него были на пределе. Боденштайн торопливо открыл сообщение и приложенный файл.

«О господи!» – вырвалось у него. В кровь ударил адреналин. Он не заметил, что шлагбаум уже поднялся, пока кто-то не начал нетерпеливо сигналить сзади. Он поспешно тронулся с места, включил поворотник и свернул на парковочную площадку полицейского участка Келькхайма, который располагался в пятидесяти метрах на левой стороне улицы. Оттуда он позвонил Пии. Кое-где уже раздавался грохот петард. Весь мир будет сегодня весело встречать Новый год, но где-то есть человек, который в эту последнюю ночь года умрет, если Боденштайн не сможет это предотвратить.

– «Судья» вышел на меня, на сей раз по электронной почте. Cлушай! – сказал он, когда Пия ответила на его звонок. – «Сегодня ночью умрет номер 5. Теперь уже осталось недолго, и откроется вся правда».

– Мы должны немедленно найти этого Ригельхоффа, – ответила Пия, не выразив ни слова недовольства тем, что надо было срочно заняться работой. – Может быть, нам удастся заставить его заговорить. Он ведь единственный, кто знает всех участников той истории.

– И профессора Рудольфа, – ответил Боденштайн. – Я сейчас у коллег в Келькхайме. Пожалуй, я отправлю к нему полицейский наряд. Кстати, я не смог дозвониться ни Дирку Штадлеру по мобильному, ни его сестре.

– Сегодня Новый год, – напомнила Пия. – Не думаю, что Рудольф именно сегодня что-то скажет.

– Если он этого не сделает, попрошу доставить его в комиссариат. – Боденштайн стоял перед дверью полицейского участка. – Нам обязательно надо с ним поговорить. Я заеду за тобой.

Он закончил разговор и прочитал эсэмэску от Инки.

«Извини, – писала она, – экстренный случай в Узингене. Буду позже!»

«У меня тоже экстренный, – написал он в ответ. – Свяжусь с тобой. Если не увидимся до Нового года – мои наилучшие поздравления!».

Убрал телефон и вошел в дежурное отделение полицейского участка.

* * *

После звонка Боденштайна Пия быстро накормила лошадей и собак и попыталась дозвониться Ким. Ее сестра не отвечала, поэтому она послала СМС. Потом в полной темноте направилась по дороге между выгоном для лошадей и парковочной площадкой к трассе, думая о Кристофе, у которого сейчас было только половина двенадцатого дня. Этот досадный факт расстроил ее. Больше всего ей хотелось организовать слежку и прослушивание телефонов всех подозреваемых, но у них для этого было недостаточно персонала, да и ответственные франкфуртские судьи были известны своей осторожностью, если речь шла о разрешении на прослушивание. К тому же Боденштайн всегда скрупулезно соблюдал установленные правила. Она на его месте чувствовала бы себя более свободно, тем более если был шанс узнать что-то важное. Когда сегодня днем Нефф признался, что проводил розыскные действия по собственному желанию и полулегально, шеф был не в восторге. Однако это, кажется, первое реально полезное действие высокомерного наглеца; но потом он все испортил, потому что оказался таким же небрежным и не умеющим сконцентрироваться человеком, как Эренберг, пропустивший самую важную с начала расследования зацепку. Неудивительно, что Боденштайн потерял самообладание. Время подпирало, и это стоило сил и нервов.

Пия открыла большие ворота и потом закрыла их за собой. Над ней по автобану проносились машины. Было очень темно и холодно. Она с пониманием относилась к реакции шефа. Бессилие, к которому они были приговорены, уничтожило остатки терпения. Но самым неприятным была редкая осторожность руководства Франкфуртской клиники неотложной помощи! Даже несмотря на то что на счету снайпера уже четыре жертвы, там, кажется, все еще не хотели понимать всю серьезность положения, или – и это представлялось ей более вероятным – опасались, что может вскрыться то, что до сего времени тщательно скрывалось.

На мосту над автобаном показался автомобиль. Пара светящихся фар быстро приближалась, и через несколько секунд машина остановилась около нее.

– Ригельхоф дома и ждет нас. – Боденштайн включил заднюю скорость и въехал на полевую дорогу, чтобы развернуться. – Но я для надежности отправил к нему коллег, чтобы он, чего доброго, не передумал.

– Почему он нам не перезвонил? – Пия пристегнулась.

– Спросим. – Боденштайн был хмур и напряжен. Машина неуклюже переехала железнодорожные пути.

– Почему «судья» вдруг решил объявить о предстоящем убийстве? – спросила Пия. – Что это может означать?

– Не имею представления, – ответил Боденштайн, взяв курс на трассу А66 в направлении Франкфурта. – Может быть, он хочет нас позлить, поиграть в «кошки-мышки», показать нам, какие мы идиоты. Больше всего меня возмущает то, что Фабер открыто у нас за спиной самостоятельно ведет расследование, хотя я его много раз просил не делать этого! Просто бесит!

Пия промолчала. За все годы совместной работы она еще ни разу не видела шефа таким раздраженным. Возможно, кроме всего прочего, его занимало что-то еще, может быть, что-то личное, и это его угнетало и раздражало.

* * *

Здесь чуть менее комфортно, чем дома, но это ему не помеха. Посудомоечной машины нет, и он вымыл обе кастрюли, тарелку и приборы вручную. С удовольствием. Работа, приносящая удовлетворение, как мытье окон или стрижка газона. Результат виден сразу, к тому же при этом можно отключиться и поразмышлять над отвлеченными вопросами. Он любил этот домик, его простоту и отсутствие здесь городского комфорта. И по полной использовал время, что удавалось здесь провести. Вскоре этот дом сменит тюремная камера – он осознавал это каждую секунду. Он убрал чистую посуду и приборы в шкаф, вытер поцарапанную мойку микрофибровой салфеткой. Печка постреливала. В доме так тепло, что можно ходить в одной футболке. Спокойно, нет назойливых соседей, никого, кто обращался бы с просьбами. И самое главное – здесь документы Хелен. Всякий раз, когда у него возникало малейшее сомнение в правильности его действий, ему было достаточно просто все это перечесть, и тогда вновь пробуждался и закипал его гнев, жажда мести, наказания и расплаты. Они должны были испытать те же страдания, какие выпали на долю девушки. Смерть была бы для каждого из них слишком мягким наказанием. Они должны пережить то же, что Хелен, ощутить ту же беспомощность и отчаяние и пребывать в них до конца жизни. И должны быть осуждены! Он посмотрел на часы. 19:42. Надо потихоньку собираться. Тщательно подбирал одежду, так как ночи были холодными, а он не знал, сколько ему придется ждать. Длинное трико, черные джинсы, сверху термобрюки, тоже черные и без отражателей, черная флисовая кофта и черная куртка с капюшоном. Три пары носков, чтобы подошли дешевые спортивные туфли, которые он специально купил на размер больше. Перчатки, шапка. Его не очень беспокоило, что полиция может вычислить, кто его следующая жертва. Откуда им знать имена в списке? Его сообщение было чистой провокацией. Они, правда, приблизились к нему, но он всегда надежно от них отрывался…