Живые и мертвые - Неле Нойхаус

Оружие в автомобиле. Дорога займет около получаса. Это расстояние он уже пару раз проезжал. Машина была заправлена под завязку. Погода сегодня ночью не должна измениться. Возможно, будет небольшой моросящий дождь, но зато без ветра. Через несколько часов во всей Европе будут встречать Новый год, в ночное небо взлетят петарды, на которые потрачены миллионы евро. И это его очень устраивает.

* * *

Она свернула налево на Оберхёхстэдтер штрассе, когда загудел смартфон. Оторвав руку от руля, Каролина проверила входящее сообщение. Оно пришло от Константина Фабера и было крайне резким.

«Добрый день, фрау Альбрехт! Как вам пришло в голову разглашать информацию, которую я сообщил строго конфиденциально? Полиция позвонила мне и обвинила в том, что я распространил извещение о смерти, так как Фридрих Герке, отец жертвы номер 3, покончил жизнь самоубийством, и у него было найдено извещение!»

Раздался громкий сигнал клаксона, и Каролина увидела, что выехала на полосу встречного движения. Быстро повернув руль вправо, она включила левый сигнал поворота, чтобы на светофоре повернуть на Фюллерштрассе. Неожиданно ее затошнило. Что она натворила? Фриц Герке покончил с собой! Но это ведь неправда! Она виновата в том, что отдала ему это извещение о смерти! Но он производил впечатление такого благоразумного человека! Казалось, он был ей так благодарен, потому что наконец понял, почему погиб его сын. Светофор на перекрестке переключился на зеленый свет, и она нажала педаль газа. В голове проносились разные мысли. Она ехала по проселочной дороге, которая вела к трассе В455, и размышляла. Удобно ли побеспокоить комиссара в 8 часов предновогоднего вечера? Куда она дела его визитную карточку? Одной рукой она стала рыться в сумке, лежавшей на соседнем сиденье, потом все вытряхнула и включила свет в салоне. Вот она! Нет, это была карточка агента похоронного бюро. Но она ведь… Что-то мелькнуло в лучах фар, и Каролина с ужасом увидела, что она ехала слишком быстро, очень быстро! Она резко затормозила, и «Порше» стал вилять на мокрой от дождя дороге. Завизжали колеса, машина ушла в вираж, и она резко рванула руль вправо. Заднюю часть кузова занесло, машина содрогнулась от глухого удара о заднюю ось – бордюрный камень парковки у леса.

– Черт подери! – выругалась Каролина. От удара руль вырвало из рук, она ударилась виском о боковое стекло и на долю секунды почувствовала себя в невесомости. Автомобиль опрокинулся набок, на мокрый асфальт, закружился как волчок, потом заскользил вниз по обочине и, оставляя за собой след, скатился в подлесок. Звук разрывающегося металла пронизал все ее существо, под массой машины ломались деревья, пока, наконец, груда искореженного металла не остановилась на мокрой траве. Внезапно стало темно, навалилась тишина. Лишь еле слышно щелкал мотор. Каролина в оцепенении повисла на ремне безопасности и успела почувствовать, как по лицу потекло что-то теплое. И потеряла сознание.

* * *

Дом Ригельхоффа – небольшая симпатичная вилла – находился на Вальдфридштрассе, прямо у лесопарка. На тротуаре перед домом стоял патрульный автомобиль. Коллеги были уже на месте.

– Это просто дерзость – задерживать нас здесь! – фыркнул адвокат, коренастый мужчина лет пятидесяти пяти с седыми волосами и красным бугристым носом, когда Боденштайн и Пия вошли в дом. На нем под кашемировым пальто был смокинг с галстуком-бабочкой, а на его жене – элегантное платье в пол и накинутая на плечи пелерина, отороченная мехом. – Мы приглашены на встречу Нового года, и нам уже пора идти!

Боденштайн только этого и ждал.

– Если бы вы мне перезвонили, то избавили бы всех нас от этого визита, и мы тоже сейчас готовились бы к встрече Нового года, – ответил он холодно, и тоже не здороваясь. – А главное – мы, возможно, тогда узнали бы, кого снайпер намерен убить сегодня ночью, и смогли бы его защитить.

– Я не знаю, на что вы намекаете, но… – начал было Ригельхофф, но Боденштайн перебил его.

– Мы объясним вам, – сказал он. – И если мы сейчас не получим полезной информации, то вы встретите Новый год в камере, обещаю.

Ригельхофф гневно сверкнул глазами, но, осознав всю серьезность положения, занял примирительную позицию.

– Десять минут, дорогая, – обратился он к жене, которая лишь равнодушно пожала плечами, и кивнул Боденштайну и Пии: – Пойдемте.

Он снял пальто, перекинул его через лестничные перила и повел их в свой кабинет. Пия коротко сообщила о контакте со снайпером и предположении, что он мстит людям, которые, по его мнению, виновны в смерти Кирстен Штадлер или попустительствовали этому.

– И чем могу помочь? – спросил Ригельхофф, все еще надеясь быстро уладить дело и отправиться на торжество.

– Десять лет тому назад вы являлись представителем Франкфуртской клиники в процессе против Дирка Штадлера, – сказал Боденштайн. – Следовательно, знаете, кто еще был вовлечен в историю с Кирстен Штадлер, знаете имена. Снайпер сообщил, что сегодня ночью он застрелит пятого. И это скорее всего опять будет совершенно непричастный к делу человек.

– Может быть, вы тоже один из этого списка, – добавила Пия. – В таком случае это коснется вашей жены или детей.

– Неудачная шутка! – Ригельхофф сдержанно улыбнулся.

– Это не шутка, – возразил Боденштайн серьезно. – Он застрелил мать женщины, которая тогда не помогла детям Кирстен Штадлер, когда они нашли свою мать в поле без сознания. И жену водителя «Скорой помощи», потому что он в этот день был в состоянии похмелья, и машина угодила в придорожный кювет. Другими жертвами были жена профессора Рудольфа и сын Фридриха Герке, которому было пересажено сердце фрау Штадлер. Вы знали господина Герке, в субботу вы пытались ему перезвонить.

Ригельхофф побледнел. Его пальцы нервно теребили пуговицу на манжетах.

– Что значит «знал»? – спросил он обеспокоенно.

– Позавчера он покончил с собой, – сказала Пия.

– О… я об этом… не слышал. – Казалось, он был поражен новостью, но Пия заметила, как в его глазах на мгновенье вспыхнул огонь. Может быть, это было облегчение? Странно.

– Зачем вам звонил Фриц Герке? Почему он сжег документы перед самоубийством?

– К сожалению, я не знаю, – ответил Ригельхофф спокойно. – Он только наговорил на автоответчик свое имя и номер телефона и попросил перезвонить. Я был порядком удивлен, потому что уже лет восемь ничего о нем не слышал.

– Тогда речь шла наверняка о деле тех лет, – предположил Боденштайн. – Какое Герке имел к этому отношение?

Ригельхофф замялся. Перед домом раздался хлопок, и адвокат испуганно вздрогнул. Он попытался скрыть свою нервозность небрежным замечанием.

– Ваша страшная история воплощается в реальность, – сказал он и неуверенно засмеялся.

Пии было этого достаточно. У них больше не было времени на тактические уловки и маневры.

– Господин Ригельхофф, положение чрезвычайно серьезное! – сказала она убедительно. – Мы хотим защитить людей, которые могут стать следующими жертвами в списке снайпера. Вы можете нам помочь! Назовите имена врачей и ответственных лиц Франкфуртской клиники, которые работали там в 2002 году. Нам совершенно безразлично, какое отношение вы имеете к этому делу, но сегодня ночью кто-то умрет, а вы можете это предотвратить! Понимаете? Или хотите стать виновным в смерти человека?