Всё зелёное - Ида Мартин

Зоя рассуждала очень здраво, дельно и, в отличие от нас с Максом, хладнокровно.

— Съемки растянутся ещё на два-три дня. У нас есть время подумать. В конце концов, если раздобыть этот наркотик, который Нильс нам подмешал, мы бы могли их всех усыпить.

— Всех-всех? — скептически переспросил Макс. — Весь дом? Потому что иначе это будет очень палевно.

— Я не настаиваю, — Зоя встряхнула волосами. — Просто говорю, что выход должен быть.

— Давайте ещё немного подумаем. Бывает, что для правильного решения нужно просто время, — это я сказала, в основном, для самой себя, чтобы как-то успокоиться и не впасть в отчаяние от иррациональности происходящего.

— Хорошо, — согласился Макс. — Я подумаю.

На этом мы разошлись и весь оставшийся вечер изо всех сил делали вид, что всё в порядке.

Тоня

Наутро кровать Амелина оказалась пуста. Когда он встал и спал ли вообще — оставалось загадкой, однако рюкзак мирно лежал на стуле.

Было десять. Он вполне мог отправиться на завтрак. Быстро умывшись, и стараясь не обращать внимания на ноющую ногу, я выползла на улицу с мыслью о том, что сегодня нам предстоит уехать.

Шла не спеша, прихрамывая, и со стороны наверняка напоминала старого покалеченного пирата, но заметив в глубине парка, на ступенях ремонтируемой сцены яркое голубое пятно, ускорилась. В том, что это была Лёхина клетчатая рубашка, сомнений не было.

Я подошла. Лёха сидел свесив голову, широко расставив ноги и опершись локтями о колени, а когда посмотрел на меня, я ахнула. Оба его прекрасных синих глаза светились на фоне огромных лилово-фиолетовых кругов. Таких ровных и аккуратненьких, словно над ними поработал профессиональный гример. На переносице красовалась ссадина. На подбородке тоже. Футболка на груди была закапана кровью. Карман рубашки порван. Кулаки разбиты.

— Лёш, ты как? — сказала я первое, что пришло в голову.

— Лучше всех, — промычал он, сплевывая кровавую слюну.

— Что случилось?

— Ничего интересного.

— Это кто тебя так? За что?

— За девок, ясное дело.

— Тимур?

Он кивнул.

— Тебе Тифон говорил к ним не лезть.

— Он всегда так говорит.

— Давно тут сидишь? Ребята знают?

— Неа. Не хочу к ним идти. Ща ор поднимут. И без того тошно. Будь другом, принеси воды.

Почти позабыв про ногу, я торопливо доковыляла до ресторана, купила литровую бутылку и поспешила обратно к Лёхе, но на крыльце меня перехватил Тифон.

— Чего случилось?

— Да так… — я не знала можно ли рассказывать про Лёху.

— Это секрет? — он пытливо заглянул в мне в лицо.

— Не знаю, — честно сказала я.

Всё равно долго скрывать вряд ли бы получилось.

— Давай, выкладывай. Вид у тебя, будто где-то пожар, а ты последний пожарник на земле. Пожарник — инвалид.

— Хорошо, идём, — я взяла его за руку. — Только обещай не ругаться?

Заметив наше приближение, Лёха поспешно натянул рубашку на голову, при этом поясница его оголилась, выставив на обозрение два здоровенных синяка узких и длинных, как будто его приложили о лестницу.

Тифон подошёл, похлопал его по плечу:

— Да ладно, не стесняйся, покажи личико, — а когда тот, с виноватой улыбкой всё же выглянул из-под своего укрытия, с чувством выдохнул:

— Красавчик! Давно я тебя таким не видел.

— Можешь без нравоучений?

— Тебя бесполезно учить.

— Блин, Тиф, всё должно быть по справедливости. Если бы я позарился на чужую тёлку или жену, было бы по-честному, пусть и вчетвером на одного.

— Да уж вижу, что не спарринг, — Тифон злорадно ухмыльнулся.

— Чё ржёшь?

— Басню вспомнил. Стрекоза и муравей. Попрыгунья Стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза. Катит в глаза — это прям про тебя.

Лёха отправился мыться и «зализывать раны», а мы на завтрак.

Амелина в ресторане не оказалось, но я решила, что не собираюсь потакать его выходкам, бегать и искать. Пообижается, успокоится. Сколько раз проходили такое.

В любом случае, мы собирались сегодня уехать и выяснять отношения можно было по дороге. Я даже подумала, что амелинский театрально-драматический кураж отлично скрасит утомительную поездку. Представила трагичный плейлист, стихи, завуалированные упрёки, нежность и нерв, небольшую, но страстную потасовку, психоделические истории, метафоры и, после того, как я его, в конечном счёте, покусаю, мы помиримся и счастливые доберемся до Капищено.

План мне понравился, и я решила, что затягивать с отъездом не стоит.

Как только мы с Тифоном с подносами полными еды сели за столик, пришёл Ярослав.

Чистенький, утренний, сияющий, во всём белом. От него пахло хорошим одеколоном и грейпфрутом. Чёрные волосы были аккуратно причёсаны. Часы на руке ослепительно блестели.

Как ни в чем не бывало он подсел к нам и, внимательно изучив содержимое наших тарелок, сказал:

— Увидел рожу Криворотова, чуть со смеху не умер. Ты хотела научиться драться, Тоня? Теперь понимаешь, чему этот, — он кивнул на Тифона, — может научить?

Камень в свой огород Тифон пропустил с выражением полного безразличия.

— Криворотов получил не потому, что махаться не умеет, а потому что у него мозги между ног застряли.

— Однозначно, — неожиданно согласился Ярослав. — Девки те стрёмные.

— Да не стрёмные, — Тифон поморщился. — Просто блондинки. Лёхин вкус.

— Все, которые не рыжие — стрёмные, — Ярослав весело подмигнул Тифону.

Тот рассмеялся.

— С этим не поспоришь.

Ярослав покосился на меня.

— Не переживай. Красный — это почти рыжий.

И тут приятный утренний покой ресторана внезапно наполнился грубыми, отрывистыми голосами: Тимур и его боевые ребята. Вошли, похватали подносы, отпихнули человека, наливающего себе кофе из автомата.

Тифон с Ярославом изучающе замерли.

— Тот, с которым ты бычился в зале, — сказал Ярослав.

— Не слепой. Эту морду с другой не спутаешь.

— Его зовут Тимур. Он сын хозяина Хризолита, — поделилась я информацией.

— Да хоть хозяина галактики, — прохрипел Тифон.

— Это они Лёху побили, — добавила я.

— Может всё же начистить им рыло? — не сводя с них глаз, предложил Тифон.