Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский
Шрифт:
Интервал:
Офицеры болгарские ненадежны: бóльший процент – мелочь, раздраженные против всего русского издавна, то есть с тех пор, как служили под началом русских офицеров; но есть и порядочные люди между офицерами, и порядочность их всегда соединена с симпатиями к русским. Но таких мало. К тому же письма из Болгарии «Русского странника» (прохвост тоже, [Е. Л.] Кочетов), печатавшиеся в «Новом времени», совершенно напрасно раздражили офицеров болгарских, рисуя их трусами[375]. Юзефович пытался уяснить себе вопрос о связи князя Болгарского с войском. Ему показалось, что [связи] сердечной, а еще менее духовной, между войском и князем мало. Он для них что-то случайное. Ни энтузиазма, ни фанатизма его личность не возбуждает ни в ком. У солдата светится чрез какие-то призмы его простодушия героическая личность Русского Государя… А у офицеров ничего не светится, и ничего не согревает; в них все мертво!
Характерный эпизод из последнего периода Болгаро-сербской войны, рисующий князя Александра, услышанный Юзефовичем от офицеров. Когда сербы явились у Сливницы в виде триумфаторов и угрожать стали самой Софии, князь Александр сел в коляску и поскакал в Софию. Это было первое его движение… бросить войско и подумать о себе. Прискакав в Софию, князь Алекс[андр] собрал все свои пожитки, драгоценности, деньги, и все сдал на хранение английскому консулу… А пока он занимался этими пожитками, в Софию пришло известие о поражении сербов. Тогда князь Александр вернулся к своему войску. Этот эпизод всякий солдат знает, и вот ради этого-то эпизода сердце военное в Болгарии к нему не лежит. Он не трус, этот негодяй, а гешефтмахер прежде всего.
Виделся Юзефович и с князем Алекс[андром] несколько раз. Говорил и говорит он много. Главное впечатление, что он мастер своего актерского дела. И слезы кстати, и высокопарные тирады, и проявления добродушия, и все, что угодно; обаяния много, но доверия к нему мало…
О Государе он говорит всегда с особенным торжественным благо[го]вением.
Свое положение он характеризирует так: «Меня оставили, окружили меня негодяями, но что же мне делать; если, чтобы себя спасти, мне говорят: вот палка, но она лежит в навозе, возьми ее, очевидно, я возьму эту палку с навозом из навоза и буду ею защищаться…»
Что он умен, это бесспорно, но несомненно и то, что он сам на себя смотрит как на авантюриста, следовательно, непрочного, а из разговоров с Каравеловым и его людьми Юзефович вынес то убеждение, что все эти мерзавцы рассчитывают в своем успехе и в своей прочности на то, что Европа не даст России никаких полномочий и не позволит ей что бы то ни было лично предпринять против Болгарии и против князя Болгарского.
Из отзывов о Каравелове вот что характерно: он страшнейший деспот, дерзкий и грубый; власть его ослепила; он ни за что не хочет республики, по той простой причине, что тогда начнется борьба партий, а ему нужно сохранить власть и душить все остальные партии; для этого ему нужен князь Болгарский.
Затем, по мнению Юзефовича, в Болгарии никому нельзя верить из так называемых политических людей: все они прохвосты, все они мошенники, и все ненавидят Россию.
– Ну, а [Д.] Цанков? – спросил я
– Цанков такой же Каравелов, только он притворяется теперь русофилом, в надежде, что русские помогут ему свалить Каравелова и стать на его место. Ведь Цанкову принадлежат напечатанные en toutes letters[376] в газете слова: «Нам не нужно ни русского меда, ни русского жала», только тогда, когда он говорил, он рассчитывал добиться власти без русских. А теперь он телеграммы посылает будто бы преданные русскому Государю. А поговоришь с ним, так тухлятиной и фальшивостью и воняет.
В Болгарии нужен русский военный элемент, и надолго, чтобы совсем и постепенно изгладить и уничтожить всех интеллигентов, и Каравеловых, и Цанковых.
Без этого Болгария совсем и скоро отойдет от России.
Как грустное и печальное заключение ко всему этому, остается прибавить, что в прошлое Рождество Христово в Софии появился № газеты, в котором на первой странице повествуется о том, что 1885 лет назад от блудной женщины Марии в Вифлееме родился мальчик Иисус, про которого сочинили целую поэтическую легенду…
Невольно думаешь с ужасом: не отвечаем ли и мы перед Богом за такие явления в интеллигенции болгарского народа.
Революция и конституция![377]
«Порядок восстановлен»! Так гласят телеграммы, приходящие из Бельгии, с тех мест, где еще накануне король со своим парламентом, все королевские учреждения, все власти и должностные лица, и кроме того все заводы и фабрики, и все миллионное население королевства, со страхом и трепетом задавали себе вопрос: хватит ли войск, чтобы подавить мятеж рабочих, двинувшихся по всем направлениям, с места своих работ, чтобы, под предлогом неудовлетворительности своего заработка, все предать огню и разрушению, во имя великих принципов человеческого прогресса, анархии и смерти капиталисту.
Какая горькая ирония звучит в этих словах: «порядок восстановлен»! Какой порядок восстановлен? – имеет право спросить с желчною усмешкою на губах всякий здравомыслящий зритель событий: тот ли, который делает невозможным повторение такой угрозы революционным потоком и установляет нечто прочное взамен шаткого и валкого, или тот порядок, который заключается в перемирии, в передышке, купленной новою уступкою, еще одним послаблением принципов авторитета и порядка капризам и требованиям кровожадной толпы?
Да, именно вот этот-то порядок восстановлен. Как в «Прекрасной Елене» живописно восклицает Калхас: «Я вступил в сделку с уличившими меня в шулерстве»[378], так точно бельгийское правительство и само себя, и своих мирных граждан Бельгийского королевства, обманно успокаивает и успокоительно обманывает словами: «Мы капитулировали с сволочью, мы заключили спор сделкою с толпою мерзавцев и извергов, поднявшей на нас знамя смерти и разрушения»…
«Порядок восстановлен»! это означает новое торжество революции, новый шаг анархической волны, с легкой руки презренной Франции, идущей победоносно потоплять народы Европы, добродушно отдавшиеся конституционализму и наивно поверившие, что власть и порядок, поставленные в зависимость от толпы и страстей, могут быть основами прочного общественного порядка и дадут тот прогресс на деле, который звучит в словах.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!