Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем

Они идут, — сказала она торопливо.

Несомненно, девушка выглядела очень встревоженной.

— Давайте пройдем внутрь, — сказал я ей и провел в коттедж.

Она стремительно проследовала за мной, а когда я закрыл дверь, заперла задвижку замка.

— Не дайте им поймать меня. Умоляю, не дайте!

— Послушайте, что здесь вообще происходит? Кто такие «они»? — спросил я.

Она ничего не ответила, осматривая комнату, как будто что-то искала. Наконец обнаружила телефон.

— Позвоните в полицию, — сказала она. — Быстрее же, звоните в полицию!

Я засомневался.

— Разве у вас нет полиции? — спросила она.

— Конечно, есть, но…

— Тогда позвоните, прошу вас!

— Послушайте…

Она крепко сжала пальцы.

— Пожалуйста, вам нужно позвонить в полицию. Прямо сейчас.

Моя гостья была очень встревожена.

— Хорошо, я позвоню. А вы им все объясните, — сказал я и снял трубку.

Я уже привык к неторопливой деревенской связи, потому терпеливо ждал. Девушка же, сильно волнуясь, все сжимала и теребила свои изящные пальцы. Наконец соединение было установлено.

— Здравствуйте, — сказал я, — это полицейский участок Плитона?

— Полиция Плитона, — ответил голос в трубке, и в то же мгновение я услышал шаги на гравии перед моим домом, а затем тяжелый стук в дверь. Я передал трубку девушке и подошел к двери.

— Не открывайте им, — сказала она и поднесла трубку к уху.

Я вновь засомневался. В дверь снова постучали, уверенно, настойчиво. Нельзя же ни с того ни с сего не пускать людей внутрь! Кроме того, завести молодую, невесть куда торопящуюся девушку в свой коттедж и сразу же запереть за собой дверь, как будто что-то скрываешь… Когда стук раздался в третий раз, я открыл дверь.

И, увидев человека, стоявшего у порога, почувствовал, как у меня отвисает челюсть. Дело даже не в его лице, достаточно обычном для молодого человека приблизительно двадцати пяти лет от роду, — проблема заключалась в его одежде. Не всякий готов к тому, чтобы встретить человека, одетого в нечто напоминающее обтягивающий костюм конькобежца, поверх которого надет цельнокроеный пиджак до бедер со стеклянными пуговицами, во всяком случае, не на плато Дартмур в самом конце лета. Однако я взял себя в руки и спросил, чего он хочет. Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова, глядя поверх меня на девушку.

— Тавия, — сказал он, — иди сюда!

Она, не останавливаясь, продолжала говорить по телефону. Мужчина сделал шаг вперед.

— А ну-ка, успокойтесь! — сказал я. — И объясните мне, что здесь происходит.

Он недвусмысленно посмотрел на меня.

— Ты не поймешь, — сказал он и поднял руку, чтобы отодвинуть меня с дороги.

Я всегда знал, что мне категорически не нравятся люди, говорящие, что я чего-то там не понимаю, и пытающиеся отодвинуть с порога собственного дома. Я сильно ударил его в живот, а когда он согнулся, выставил его наружу и закрыл за ним дверь.

— Они сейчас приедут, — сказала девушка за моей спиной. — Ваша полиция.

— Вы мне можете просто сказать… — начал было я, но она уже показывала на что-то пальцем.

— Смотрите! В окно!

Я повернулся. Снаружи показался еще один человек, одетый точно так же, как и первый, который, как оказалось, все еще ныл у двери. Этот второй явно пребывал в замешательстве. Я снял со стены помповое ружье 12-го калибра, достал патроны из ящика и, зарядив его, встал лицом к двери.

— Откройте дверь и спрячьтесь за ней, — сказал я девушке.

Немного поколебавшись, она послушалась.

Снаружи второй мужчина с участием наклонился к первому. По дорожке к дому шел третий. Они увидели ружье и замерли.

— Эй вы, — сказал я. — Можете или свалить отсюда прямо сейчас, или остаться и пообщаться с полицией. Что выбираете?

— Вы ничего не понимаете. Это очень важно, — сказал один из пришельцев.

— Хорошо. Тогда оставайтесь снаружи и расскажите полиции, насколько это важно, — сказал я, жестом побудив девушку снова закрыть дверь.

Мы наблюдали в окно, как, уходя в спешке, двое мужчин поддерживали своего пострадавшего приятеля.

Приехавшая полиция отнеслась к этой истории без малейшего сочувствия. Они нехотя зафиксировали мое описание мужчин, холодно попрощались и уехали. Тем не менее девушка осталась в моем доме.

Она рассказала полиции совсем немного: ее преследовали трое странно одетых мужчин, после чего она обратилась ко мне за помощью. Она отказалась проехать до полицейского участка в Плитоне и все еще сидела у меня.

— Итак, — предложил я, — может, теперь вы потрудитесь объяснить мне, что вообще здесь происходит?

Она сидела тихо, гипнотизируя меня долгим взглядом, в котором чувствовалась… печаль?.. разочарование?.. и, кажется, некая неудовлетворенность. На мгновение я было подумал, что она сейчас заплачет, но девушка заговорила слабым голосом:

— Я получила ваше письмо, а теперь сожгла все мосты.

Я сел напротив нее. Неловко похлопав себя по карманам, нашел сигареты и прикурил.

— Вы, э-э, получили мое письмо, а теперь вы, э-э, сожгли все мосты? — повторил я.

— Да, — сказала она. Затем отвела глаза и начала осматривать комнату, ни на чем не задерживая взгляд.

— А теперь вы даже меня не узнаете, — сказала она.

После чего заплакала.

Примерно полминуты я сидел, не зная, что делать. Затем решил пойти на кухню, чтобы поставить чайник и подождать, пока она выплачется. Все женщины в моем роду считали чай панацеей от всех бед, поэтому вскоре я вернулся с чайником и чашками.

Она взяла себя в руки и теперь сидела, задумчиво смотря на дрова, уложенные в камине. Я зажег огонь. Она наблюдала, как окутываются пламенем и сгорают поленья, с выражением ребенка, которому только что вручили подарок.

— Как мило, — сказала она, как будто огонь был чем-то невиданным. Она снова осмотрела всю комнату.

— Как мило, — повторила она.

— Вам налить? — предложил я, но она лишь покачала головой и внимательно наблюдала за тем, как я наполняю свою чашку.

— Чай, — сказала она. — У камина!

Конечно, это было действительно так, но ничего незаурядного в этом я не нашел.

— Думаю, что пришло время представиться, — предложил я. — Меня зовут Джеральд Латтери.

— Конечно, — сказала она, кивнув. По мне, это был крайне неуместный ответ, но она продолжила: — Меня зовут Октавия Латтери, но обычно все называют меня Тавией.

Тавия? Что-то всколыхнулось у меня внутри, но что?

— Мы с вами состоим в каких-то родственных отношениях? — спросил я.

— Да, в очень отдаленных, — ответила она, странно взглянув на меня. Потом добавила: — О боже! Это так невыносимо, — и снова была готова заплакать.

— Тавия… — повторил я, пытаясь вспомнить. — Было ведь что-то такое… — Перед моими глазами внезапно возник смущенный престарелый джентльмен.

— Конечно, как же его звали? Доктор… Доктор Боги или что-то в этом роде?

Девушка внезапно выпрямилась.