Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Жюльетт была шокирована. С тех пор как они познакомились — а это произошло три с половиной года назад, — она еще ни разу не видела такой реакции.

— Который час? — повторил он.

Жюльетт села на постели и посмотрела в окно, на виноградники.

— Восемь! — обиженно ответила она.

Бродка поцеловал ее обнаженное плечо.

— Боже мой, мне пора вставать. В девять придет Зюдов.

Жюльетт раздосадованно спросила:

— Этот Зюдов собирается с нами позавтракать?

— К чему иронизировать? Нам нужно поехать в Сан-Заккарию, это в Сабинских горах. Туда упекли монаха с Кампо Санто Тевтонико. Он — единственный свидетель похорон, с которым мы можем встретиться.

— Вот как! А куда ты отправишься со своим новым другом завтра?

Бродка схватил Жюльетт за плечи.

— Ты забываешь, что мы здесь не отдыхаем. Хотя в этой местности об этом очень трудно помнить.

— Ну хорошо, хорошо, — пробормотала Жюльетт.

Совместный завтрак прошел в полном молчании. Бродка мысленно был уже у монахов Сан-Заккарии, а Жюльетт по-прежнему дулась.

Ровно в девять появился Андреас фон Зюдов.

Жюльетт поздоровалась с ним с подчеркнутой сдержанностью.

— Хорошего тебе дня! — сказал Бродка на прощание и поцеловал Жюльетт в щеку. — У тебя остается машина.

— Когда я увижу тебя снова?

— Зависит от того, насколько нам повезет, — ответил он и сел в машину Зюдова.

Он не заметил, что в глазах Жюльетт стояли слезы, слезы ярости и разочарования.

У Бруно Мейнарди еще никогда не было так много денег сразу. Уже несколько дней он хранил купюры в эмалированной хлебнице и пересчитывал их раз за разом: двадцать пять миллионов лир.

Чтобы получить такую сумму, смотрителю музея пришлось бы работать целый год. Поразмыслив, Мейнарди положил все деньги в пластиковый пакет и с тяжелым сердцем отправился в отделение банка, находившееся в двух кварталах от его дома.

В Риме было немало мошенников, которые гоняли на мотороллерах «ламбретта» и вырывали из рук сумки у ничего не подозревающих прохожих. Поэтому, как только Мейнарди вышел из дома, он тут же прижал пакет с ценным содержимым к груди. При мысли о служащих банка на лице старика промелькнула улыбка: зная о скромных сбережениях музейного работника, они всегда относились к нему пренебрежительно, но теперь-то он им покажет.

В банке Мейнарди заявил, что хотел бы поговорить с консультантом по капиталовложениям. Голос старика звучал уверенно и требовательно.

— Я и сам могу помочь вам в этом вопросе, — ответил заносчивый служащий с зализанными волосами, сидевший за окошком. — Что вас интересует?

Мейнарди недоверчиво огляделся, проверяя, не наблюдает ли кто за ним, а потом вывалил содержимое пластикового пакета на прилавок у окошка.

За свои шестьдесят лет скромного существования Мейнарди никогда не доводилось переживать подобного триумфа. Этот миг казался ему победой над прошлым. Ему очень хотелось, чтобы время остановилось, — настолько он наслаждался ситуацией, возникшей благодаря неожиданному богатству.

Вежливо, что было совершенно непривычно для Мейнарди, сотрудник банка осведомился, что синьор собирается делать со столь значительной суммой, величину которой он даже пока не знает. Хотелось бы, высокомерным тоном произнес Мейнарди, вложить их под высокий процент. Такую формулировку он однажды прочитал в одном из проспектов — из тех, что висят повсюду, но на которые он почти не обращал внимания, потому что его заработной платы в Ватиканском музее хватало только на жизнь. До этого момента думать о сколько-нибудь пристойных вкладах было бы просто смешно.

Сотрудник банка начал ловко пересчитывать купюры. Конечно же, Мейнарди мог назвать сумму, однако он не желал отказывать себе в удовольствии посмотреть на человека, который должен был сделать это вместо него.

— Двадцать пять миллионов лир.

Бруно Мейнарди ухмыльнулся и кивнул.

Сотрудник банка аккуратно собрал купюры, чтобы отнести их в кассу, находившуюся в дальней части комнаты. При этом он сказал:

— Присядьте на минутку, синьор Мейнарди. Я должен сообщить о вкладе директору филиала. Я немедленно к вам вернусь.

Мейнарди часто восхищался теми клиентами банка, дела которых были настолько важны, что ими занимался только директор филиала. Он и не мечтал, что ему когда-нибудь доведется примерить на себя эту роль, поэтому с видом триумфатора огляделся по сторонам и стал наслаждаться прикованным к нему, как показалось Мейнарди, вниманием.

Хотя времени прошло больше, чем он рассчитывал, Бруно не торопился. Все-таки в деньгах счастье, сказал он себе. Он никогда не доверял людям, которые утверждали обратное, и рассматривал подобные заявления лишь как средство самозащиты бедных. Вероятно, промелькнуло в голове Бруно, он сможет даже жить на проценты и хотя бы раз побывать в Уффици или в Лувре. Он улыбнулся, удовлетворенно потирая руки.

К реальности Бруно вернул строгий голос:

— Синьор Мейнарди?

Перед ним стояли два карабинера и один сотрудник уголовной полиции.

— Да, — неуверенно произнес Бруно.

— Вы арестованы. Следуйте за нами!

Бруно Мейнарди обернулся в поисках поддержки, увидел чиновника, на лице которого вновь появилась надменность. Тот пожал плечами и презрительно сказал:

— Фальшивые деньги. Неужели вы всерьез полагали, что сможете обмануть меня, синьор Мейнарди?

— Но ведь это невозможно! — в отчаянии воскликнул тот. — Деньги от…

— Да? — сотрудник криминальной полиции подошел ближе и стал перед Мейнарди. — Откуда у вас фальшивые деньги? Говорите.

Мейнарди не мог вымолвить ни слова. Он был настолько взволнован, что ему стало плохо. За всю свою жизнь он ни разу не сталкивался с полицией. А теперь такое!

Сотрудник банка вышел из-за своего окошка в зал и что-то прошептал сотруднику криминальной полиции, но достаточно громко, чтобы Мейнарди его услышал:

— Он беден, как церковная крыса. Я сразу удивился, что он так внезапно разбогател. Хорошо, что у нас есть прибор ультрафиолетового излучения.

— О какой сумме идет речь? — тихо спросил сотрудник криминальной полиции.

— Двадцать пять миллионов лир, — опередил Мейнарди сотрудника банка. Тот кивнул в ответ на вопросительный взгляд полицейского.

— Деньги изымаются, — заявил представитель криминальной полиции и повернулся к Бруно: — Вы повели себя довольно неосторожно, синьор. И если вы не готовы назвать своих сообщников, вам это дорого обойдется. Человеку в вашем возрасте провести долгие годы за решеткой не очень приятно, правда?

— Титус! — крикнул Бруно Мейнарди, и это прозвучало почти как крик о помощи.