Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

«Как можно на одного ребенка взваливать вину за весь Яньцзинь? — Тут же он успокаивал жену: — Я смотрю, Гайсинь не перевоспитаешь. Но ведь говорят же: „Кто вырастил, тот и есть настоящий родитель“. Придет время, и на вопрос, где ее дом, Гайсинь будет отвечать в Сянъюане, а не в Яньцзине».

Однако Гайсинь так не думала. И пусть в Яньцзине она провела лишь пять лет, а в Сянъюане — тринадцать, эти тринадцать лет в Сянъюане не стоили пяти прожитых лет в Яньцзине. Ее родной дом был все-таки не в Сянъюане, а в Яньцзине. Возможно, раньше она бы так и не сказала, но поскольку они с матерью вечно скандалили из-за Яньцзиня, именно этот новый Яньцзинь, а не тот, что Гайсинь знала прежде, стал ее домом, который она лелеяла в своем сердце. Сначала жена Лао Цао запрещала Гайсинь вспоминать Яньцзинь и У Моси. Потом, когда ругать Яньцзинь и У Моси вошло у нее в привычку, они стали ее раздражать. Так что когда скандал доходил до предельной стадии, мать говорила:

— Уходи, возвращайся в Яньцзинь к своему отцу-идиоту.

— И уйду, уже давно мечтала уйти отсюда.

В тот год, когда Гайсинь исполнилось четырнадцать, как-то разозлившись, она и правда решила уйти из дома. Однако на тот момент в ее голове существовал лишь Яньцзинь из скандалов, а где находился настоящий Яньцзинь, она совершенно не представляла. К тому же Гайсинь боялась темноты, поэтому, выйдя в путь-дорогу утром, прежде чем стемнело, она снова вернулась в деревню Вэньцзячжуан. А там у околицы ее уже ждал Лао Цао:

— Я знал, что моя девочка вернется, — сказал он и тут же добавил: — И куда ты без гроша в кармане направилась? — Немного помолчав, он сказал: — Ну не нужна тебе мать, так обо мне хотя бы подумай. Если бы ты и правда ушла, я бы умер от тоски по тебе.

Гайсинь уселась на землю и зарыдала в голос. А Лао Цао ее успокаивал:

— Если хочешь вернуться в Яньцзинь, давай дождемся зимнего отдыха, и я тебя туда свожу, чтобы повидаться с родным отцом.

Он имел в виду ее отчима У Моси. Следом он добавил:

— Девять лет назад твоя мать убежала от него с другим мужчиной, не знаю, вернулась ли. Если вернулась, то и ее увидишь.

Гайсинь вытерла слезы и помотала головой:

— Папа, я не поеду в Яньцзинь.

Лао Цао удивился:

— Но почему? Боишься, что достанется от матери?

Он говорил про свою жену. В ответ на это Гайсинь сказала:

— Папа, на самом деле я ненавижу Яньцзинь.

Лао Цао подумал над ее словами, пытаясь переварить сказанное. Потом он вздохнул, взял ее за руку, и в опустившихся сумерках они вдвоем вернулись домой.

Когда Гайсинь, или Цао Цинъэ, исполнилось восемнадцать, она вышла замуж и переехала в деревню Нюцзячжуан уезда Циньюань. Из-за этой свадьбы у Цао Цинъэ с ее матерью снова вышел скандал. Ее мать, она же жена Лао Цао, прежде чем поругаться с Цао Цинъэ, поругалась с Лао Цао. В тот день, когда Лао Цао вместе с управляющим «Уксусной лавки Вэня» Сяо Вэнем вернулся из деревни Нюцзячжуан уезда Циньюань, где они слушали оперу, Лао Цао рассказал жене о предложении Лао Ханя просватать их дочь. Но жена тут же разозлилась. Жена Лао Цао никогда не была ни в уезде Циньюань, ни конкретно в деревне Нюцзячжуан. Тем не менее точно так же как она поносила Яньцзинь, она на чем стоит свет поносила уезд Циньюань и деревню Нюцзячжуан. Она поносила эти места не оттого, что имела к ним какую-то неприязнь, а оттого, что Лао Цао заранее не посоветовался о сватовстве с ней. Так что спор был не о свадьбе, а о том, кто в доме хозяин. Раз уж с ней советовались по поводу керосинок, то почему забыли посоветоваться, когда дело дошло до свадьбы дочери?

Встретив такую реакцию со стороны жены, Лао Цао выбил свою трубку и спросил:

— А что же тогда я сейчас с тобой обсуждаю?

Жена Лао Цао увильнула от ответа и ухватилась за то, что в деревню Нюцзячжуан далеко ездить. Их деревня Вэньцзячжуан уезда Сянъюань находилась больше чем в ста ли от деревни Нюцзячжуан уезда Циньюань.

— Неужто в уезде Сянъюань вымерли все мужики, что приспичило ехать в уезд Циньюань? Я с таким трудом ее вырастила, думала, хоть польза от нее какая будет, а тут нате вам, улетает пташка, на кой я ее вообще покупала?

Что касалось расстояния, то на сей счет Лао Цао тоже несколько сомневался:

— И у меня из-за этого душа болит. Вот выйдет девочка замуж, захочет к нам выбраться, а ей мало того что идти два дня, так еще и ночевать в пути придется. — Лао Цао стал оправдываться: — Не я это предложил, это все Лао Хань со своим сватовством.

Жена Лао Цао тотчас нацелилась на Лао Ханя:

— Что у тебя за друг такой пакостный? Мало того что к яме подвел, так еще и прыгать в нее заставляет. — Следом она стала укорять Лао Цао: — Скоро уже шестьдесят стукнет, а у тебя даже друзей нормальных нет, отныне чтобы ноги твоей не было в Циньюане.

— Но Сяо Вэнь тоже за эту свадьбу, — попробовал вякнуть Лао Цао.

Жена сразу же отрезала:

— А ты с кем живешь: с Сяо Вэнем или со мной? — Тут ее снова понесло: — Вижу, ты все это нарочно затеял. Снюхался с другими назло мне. Решил, видимо, сжить со свету, чтобы найти себе кого помоложе.

Теперь дело приняло совершенно другой оборот. Лао Цао, видя, что жену уже не остановить, предпочел замолчать. Судя по всему, этой свадьбе состояться было не суждено. Тогда Лао Цао решил выбрать время и объясниться с другом из Циньюаня Лао Ханем, а также с управляющим уксусной лавкой Сяо Вэнем, чтобы это дело спустить на тормозах. Итак, Лао Цао решил больше не поднимать эту тему, но, к его удивлению, через три дня к ним заявился его друг Лао Хань из деревни Нюцзячжуан уезда Циньюань. Для продолжения знакомства он привез с собой Ню Шудао. Пока у Лао Цао все расклеивалось, Лао Хань был в полной уверенности, что все уже решено. Увидав, что Лао Хань приехал не один, Лао Цао испугался, что жена начнет по новой поливать его друга грязью и разрушит их дружбу. Однако он никак не ожидал, что говорливый Лао Хань уже с порога возьмет его жену в оборот, и та вдруг свернет свои боевые знамена и отступится.

— Сестрица, когда брат приезжал к нам на представление, я подкинул ему одну идейку. Зная, что он в доме ничего не решает, сегодня я явился лично, чтобы обсудить этот вопрос с тобой.

Только было жена Лао Цао собралась что-то возразить, как Лао Хань ее остановил:

— Все, о чем мы говорили без тебя, это не более чем фантазии. А суждено ли им сбыться, зависит уже только от тебя.

Едва жена Лао Цао пыталась открыть рот, как Лао Хань продолжал гнуть свою линию:

— Ну а чтобы ты, как говорится, верила своим глазам, а не ушам, я прихватил жениха с собой.

Не успела жена Лао Цао очередной раз открыть рот, как Лао Хань снова ее перебил:

— Мой брат и Сяо Вэнь уже оценили парня, но какой от этого прок? Только сестрица может вынести свой вердикт этому товару. Вопрос о том, быть свадьбе или нет, мы пока отложим в сторону. Но любое твое слово пойдет парню на пользу.