Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

Все это Лао Хань говорил исключительно для красного словца. Речь его лилась потоком, но при этом ни единого слова он не пропускал через свою голову, так что всем им была грош цена. Тем не менее для жены Лао Цао сладкие речи Лао Ханя стали целебным снадобьем, которое немедленно излечило ее от забот и тревог. Лао Хань не только черт знает откуда приволок с собой жениха, так тот еще, задрав зад, выгружал из телеги кунжутное масло, отрез ткани, несколько мешков кунжута и несколько живых квохчущих кур. Жена Лао Цао тотчас просветлела:

— Ну раз приехали, милости просим, такой путь проделали, да еще и не с пустыми руками.

Лао Хань и Ню Шудао провели в деревне Вэньцзячжуан три дня. Спустя три дня жена Лао Цао дала-таки согласие на свадьбу. Она согласилась не потому, что у Лао Ханя был хорошо подвешен язык, и не потому, что купилась на щедрые дары Ню Шудао, просто Ню Шудао понравился ей как человек. В отличие от Лао Ханя, Ню Шудао не был словоохотлив. Но именно поэтому при разговоре он каждое свое высказывание пропускал через голову. Он хорошенько обдумывал любую фразу, которую говорила ему жена Лао Цао, и только после этого поднимался с места и отвечал: «Именно так, тетушка». При этом говорил он просто, не умничал. Жена Лао Цао снова заводила разговор, он снова думал, а подумав, все так же вставал и отвечал: «Именно так, тетушка». Несколько раз услыхав в ответ непременное «именно так», жена Лао Цао пришла в полный восторг. Она радовалась не потому, что Ню Шудао, не в пример ее домочадцам, во всем с ней соглашался, а потому, что прежде ей никогда не приходилось наблюдать такую манеру разговора, как у Ню Шудао. По приезду гостей Лао Ханя разместили в западном флигеле, а Ню Шудао — в восточном. Каждый день с утра пораньше из восточного флигеля долетал голос читающего Ню Шудао. С появлением Ню Шудао в доме Лао Цао изменилась атмосфера, теперь кроме земледельческих привычек здесь чувствовался антураж учености. Жена Лао Цао изменила свое отношение не только к свадьбе, но и к Лао Ханю, а также к уезду Циньюань в целом и к деревне Нюцзячжуан в частности. Заметив это, Лао Цао также изменил свое отношение и заново проникся любовью к Ню Шудао и Лао Ханю, а заодно к уезду Циньюань и к деревне Нюцзячжуан. Услыхав о приезде Лао Ханя, к ним в гости наведался управляющий «Уксусной лавки Вэня» Сяо Вэнь. Прожив в деревне Вэньцзячжуан три дня, Лао Цао и Ню Шудао сели на свою повозку и отправились обратно в уезд Циньюань. Жена Лао Цао окончательно утвердилась в том, что Цао Цинъэ нужно выдать замуж за Ню Шудао.

Итак, на свадьбу согласилась жена Лао Цао, сам Лао Цао, однако на нее не согласилась Гайсинь, она же Цао Цинъэ. Раньше, когда Цао Цинъэ вместе с отцом ездила в деревню Нюцзячжуан уезда Циньюань, она уже видела этого Ню Шудао, тогда нормального разговора между ними не получилось. Но и в этот раз, когда Ню Шудао жил у них дома целых три дня, они так и не поговорили друг с другом, поскольку кроме книг Ню Шудао ничего не интересовало. Разумеется, чтение — занятие хорошее, но Цао Цинъэ ждала от Ню Шудао большего. Он не пришелся ей по душе ни в первую, ни во вторую встречу. Жена Лао Цао считала, что Цао Цинъэ противится назло, просто в ней, как всегда, взыграл дух противоречия. Вообще-то свадьба — это не то событие, из-за которого стоит вешаться, но чем больше Цао Цинъэ воротила нос от Ню Шудао, тем сильнее жена Лао Цао жаждала этой свадьбы. Из-за этого у них случился очередной скандал.

— Тебе нравится, вот и выходи за него, мне он все равно не нужен, — отрезала Цао Цинъэ и добавила: — За кого угодно, только не за него.

Сначала она не думала капризничать, но в результате все именно в капризы и вылилось. Жена Лао Цао, распетушившись, вместо Цао Цинъэ напустилась на Лао Цао:

— Эта свадьба была твоей идеей, навалил дерьма, теперь сам его и разгребай. В любом случае я дала слово, если все сорвется, я повешусь.

Теперь Лао Цао оказался меж двух огней. Как-то раз он встал ночью, намереваясь сходить в винную лавку Сяо Вэня, чтобы помочь процедить брагу. Выйдя во двор, он заметил в комнате дочери свет; Лао Цао убрал в сторону совковую лопату и постучался. Цао Цинъэ открыла дверь; Лао Цао зашел и, присев на корточки, достал трубку. Тут же он сделал дочери жест присесть рядом. Закурив, Лао Цао начал разговор:

— Такой славный парень, почему ты не хочешь за него замуж?

Цао Цинъэ молчала, тогда Лао Цао продолжил:

— Не стоит этого делать назло матери, ведь так ты только себе навредишь.

— Это я раньше ей назло делала, а сейчас не тот случай, просто не лежит у меня душа к этому человеку.

— А почему не лежит?

— Мне кажется, он какой-то глупый. Пока он жил у нас, я украдкой подходила к восточному флигелю и слушала, что он читает. Так вот, каждый день он повторял один и тот же отрывок. Мало того, больше половины слов он или читал с ошибками, или вообще вставлял вместо них что-то свое.

Лао Цао, соглашаясь, вздохнул:

— Мне тоже показалось, что он не столько умный, сколько очень простой человек. Но именно эта его простота и подкупает, поэтому я бы посоветовал тебе выйти за него. Все думают, что главное — это ум, но для личной жизни важнее все-таки простота. Тут ведь речь не о торговле, а о семье. Отец твой прожил больше полувека, поэтому подтвердит, что хитрость рождает лишь проблемы. Взять, к примеру, твою артистку-мать, я всю свою жизнь у нее под каблуком.

— Дело не только в нем, уезд Циньюань и деревня Нюцзячжуан мне тоже не по нутру, — ответила Цао Цинъэ.

— Да ты была там лишь раз. Сяо Вэню из уксусной лавки, который уж куда только не ездил, это место понравилось.

— Но это далеко от дома.

Лао Цао удивился. Вообще-то, за этот довод постоянно цеплялась его жена, которая сперва противилась свадьбе. А Цао Цинъэ продолжала:

— Я снова буду чувствовать, словно меня продали на чужбину. Папа, на новом месте я буду бояться спать по ночам.

Лао Цао тяжело вздохнул:

— Ты ведь уже взрослая девочка, тебе не пять лет. А что касается дальнего расстояния, так послушай своего отца — у этого тоже есть свои плюсы. Будешь жить подальше, не придется цапаться с матерью. — Помолчав, он добавил: — К тому же, я думаю, что Лао Хань, который присмотрел этого парня, не мог в нем сильно ошибиться. Он хороший друг твоего папы, он не обманет. Да и зачем ему меня обманывать?

Цао Цинъэ заплакала, уронив голову на плечо отца.

Однако, когда Цао Цинъэ вышла замуж за Ню Шудао из деревни Нюцзячжуан уезда Циньюань, оказалось, что Лао Хань их все-таки обманул. Тот Ню Шудао, которого Лао Цао и Сяо Вэнь видели, когда приезжали посмотреть представление в деревне Нюцзячжуан уезда Циньюань, равно как и тот Ню Шудао, которого видели Лао Цао, жена Лао Цао и Цао Цинъэ, когда потом в деревню Вэньцзячжуан уезда Сянъюань его привез Лао Хань, были ненастоящими. Не то чтобы это были другие люди, нет, но манерой говорить они отличались от Ню Шудао настоящего. Ню Шудао говорил и поступал так, как научил его Лао Хань, включая его реакцию на любые слова жены Лао Цао, когда он приподнимался с места и говорил: «Именно так, тетушка». Кстати, поскольку Лао Хань являлся большим любителем театра, эту фразу «Именно так» он стащил из какой-то оперы. Ежеутренние чтения также выполнялись по указке Лао Ханя. Но когда Цао Цинъэ уже вышла замуж за Ню Шудао, тот показал свое настоящее лицо, превратившись в совершенно другого Ню Шудао. Этот другой Ню Шудао был отнюдь не похож на того дурачка, за которого сначала приняла его Цао Цинъэ. Хотя дураком он не был, утонченным его тоже назвать было сложно: читать он не любил, да и фразы «Именно так» в его лексиконе не наблюдалось. Зато в его арсенале имелись такие черты, как хитрость и пустословие. Он без конца морочил головы как чужим, так и домашним. Ню Шудао заметил красавицу Цао Цинъэ и положил на нее глаз еще в ту пору, когда Цао Цинъэ сопровождала Лао Цао в деревню Нюцзячжуан на пятидесятилетие Лао Ханя. Тогда же он пристал к своему отцу, чтобы тот замолвил за него словечко перед Лао Ханем, надеясь через него заполучить Цао Цинъэ. Продавец кунжутного масла Лао Ню, припертый сыном к стенке, сходил к Лао Ханю. Лао Хань сначала сомневался, поскольку чувствовал, что молодые люди не подходят друг другу, к тому же уезд Сянъюань располагался далековато от уезда Циньюань. Но Лао Хань и Лао Ню были хорошими друзьями. Вообще-то, сначала они друзьями не были, в друзьях у Лао Ханя был Лао Дин, с которым они часто охотились на зайцев и пели арии из опер. Но после скандальной истории с мешком Лао Хань подружился с продавцом кунжутного масла Лао Ню. Лао Ню на зайцев не охотился, да и петь не любил, но зато у него имелось другое увлечение, которое сближало его с Лао Ханем, — это была «игра в квадраты». Для «игры в квадраты» на земле рисовалась сетка из поперечных линий, создающих пятьдесят шесть «глазков». Пристроившись тут же на земле, игроки переставляли один — глиняные черепки, другой — соломенные узелки, пытаясь окружить противника. По сути, эта игра напоминала облавные шашки, но все-таки это были не облавные шашки. Передвигая свои фигуры, игроки переживали так, словно в ячейках для них заключался весь мир. Однако передвижение фигур все же было делом второстепенным, главное, что, играя друг с другом месяцы и годы, эти двое, которые пополам терпели поражения и праздновали победы, находили в этом настоящее удовольствие, поэтому и в жизни уже были не разлей вода. Как бы то ни было, жили они в одной деревне, виделись каждый день, а вот с Лао Цао из уезда Циньюань Лао Хань виделся лишь два-три раза в год, поэтому Лао Ню стал для него важнее. Лао Хань любил поговорить, а также был не прочь сунуть нос в чужие дела, поэтому когда к нему пристал Лао Ню с мыслями женить своего сына, он решил взяться за продвижение этого дела, при этом он склонился на сторону Лао Ню. А где появляется односторонняя поддержка, там неминуемо появляется фальшь. Цао Цинъэ и Ню Шудао прожили вместе сорок пять лет. Десять лет своей жизни Цао Цинъэ потратила на исправление Ню Шудао, а когда она его исправила, сама превратилась в копию своей матери из деревни Вэньцзячжуан, в то время как Ню Шудао превратился в копию ее отца.