Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Папа, дай мне передохнуть, — с улыбкой ответила ему дочь. — Я давно не упражнялась. Но какое это все-таки удовольствие!

Она негромко запела «Gloria in excellsis»[40], и вдруг Мукки вырвался из рук Шарлотты и пошел к матери. Личико у малыша было счастливое. Прижав свое дитя к груди, молодая женщина запела громче. Но почти сразу же умолкла: ребенок, которого она носила под сердцем, резко шевельнулся. Жослин, увидев на лице дочери недоуменное выражение, встревожился.

— Что с тобой, Эрмин?

— Прости, папа, но ребенку, похоже, мой голос не по душе!

Она передала Мукки своему отцу и с задумчивым видом замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям. Мирей и Шарлотта с радостными улыбками на лицах вошли в комнату.

— Это было великолепно, Мимин! — воскликнула девочка. — Споешь нам что-нибудь на Рождество?

— Но у нас уже Рождество, — поправила ее домоправительница. — Свой подарок мы только что получили!

— Пожалуйста, не надо об этом, — взмолилась молодая женщина, смущенная их воодушевлением. — Я всего лишь спела пару песен для отца. А вы, негодницы, подслушивали под дверью!

Сияющая улыбка говорила о том, что она шутит. Жослин встал и подбросил полено в большую чугунную печь.

— Принести вам чаю? — спросила Мирей. — И когда вернется мадам Лора?

— Я бы предпочел чаю и печенью теплое молоко и хлеб с маслом, и ты это прекрасно знаешь! — пошутил хозяин дома.

— Разумеется, знаю, мсье. Решила вас немного подразнить, — отозвалась домоправительница.

Она собралась уходить, когда Эрмин позвала ее:

— Мирей, можешь подойти на минутку? Шарлотта, дорогая, дай Мукки игрушки, пусть посидит немного на ковре.

Под настороженным взглядом Жослина молодая женщина сказала домоправительнице на ушко:

— У меня отошли воды. И я очень стесняюсь, что в комнате отец. Не могу же я ему сказать… И мама задерживается!

— Хочешь, я сама скажу отцу? Но все это странно, пора еще не пришла…

— Какая теперь разница? — все так же шепотом спросила молодая женщина. — Скоро начнутся потуги. Господи, как мне страшно!

Жослин услышал последние слова дочери и встревожился. Мирей не дала ему времени задать вопрос — она быстро подошла к нему и прошептала:

— Нужно отвести Шарлотту и Мукки к мадам Маруа. И поскорее возвращайтесь вместе с мадам Лорой. Ребенок родится сегодня вечером или ночью!

Эрмин густо покраснела. Она чувствовала себя пленницей дивана и красного шерстяного одеяла, защищавшего ее от сквозняков. Ощущение мокрого теплого пятна под собой заставило ее вспомнить о насквозь пропитанных кровью чулках и подоле юбки там, в поезде, в феврале этого года.

— Господи Иисусе! Уже вечером! — воскликнул Жослин.

Однако он постарался сохранить выдержку и последовал совету Мирей.

— Шарлотта, иди наверх и возьми свою ночную рубашку, тапочки и чистые постельные принадлежности. Захвати комплект белья и пижамку для Мукки. Вы будете спать у Бетти.

— У Эрмин будет малыш! — обрадовалась девочка.

Она трогательно улыбнулась будущей матери и послушно побежала наверх. Эрмин послала ей вслед воздушный поцелуй. Она не осмеливалась шевелиться, тем более — вставать. Замешательство ее только усилилось, когда несколько минут спустя вернулись Тошан с Арманом. Молодая женщина услышала, как они разговаривают в коридоре. Ее супруг вошел в гостиную первым с пушистой елкой в руках. Дерево было такое высокое, что его верхушка касалась потолка. По комнате распространился чудесный аромат леса — стойкий, пьянящий.

— Эрмин, мы принесли рождественскую елку! Долго выбирали, потому что Лоре хотелось обязательно пушистую и очень зеленую!

В гостиную, сжимая в руке вязаную шапочку с помпоном, вошел Арман Маруа. Он подмигнул Эрмин. Они выросли вместе, поэтому общались, как брат и сестра.

— Все в порядке? — спросил Тошан. — Эрмин, ты выглядишь обеспокоенной.

— Я скоро рожу, — сказала она, презрев всякую стыдливость.

Жослин, не ожидавший столь прямого ответа, откашлялся, чтобы скрыть замешательство. Мирей, у которой были очень строгие понятия относительно того, что прилично, а что — нет, остолбенела от удивления. По ее мнению, женщины не должны говорить о таких вещах в присутствии мужчин. Но главное заинтересованное лицо, то есть Тошан, плевать хотел на все условности. Он поставил елку в угол, сбив мимоходом вазу с сухими листьями клена, очень красивыми.

— Любимая, ничего не бойся! Я с тобой! Тебе больно?

— Пока нет, но я чувствую, что время пришло, — сказала молодая женщина. — Мы договаривались, что акушерка приедет завтра. Съезди за ней, прошу тебя!

— Уже иду! Сани на ходу, вчера утром я как раз смазал жиром полозья. Я привезу акушерку. Мирей, поставьте греться воду. В кухне, в банке — сбор трав, которые дала мне мать. Настой из них облегчает боль.

Эрмин расплакалась. Тошан показался ей слишком красивым, слишком далеким. Он излучал спокойствие, на лице медного оттенка не отражалось никаких избыточных эмоций. И только его жесты и интонации выдавали волнение.

«Он вернулся из леса, — подумала она. — У него влажные ресницы, на шапочке снег… Он высокий, стройный, мускулистый, сильный, и у него черные как смоль волосы. А я чувствую себя раздутой как шар, слабой и уязвимой!»

— Будь храброй, моя милая женушка! Жослин, пожалуйста, проводите ее в спальню!

— Да, конечно! — отозвался тотчас же отец Эрмин, который с нетерпением ожидал возвращения своей жены, поскольку нуждался в ее поддержке.

В доме воцарилось оживление. Шарлотта спустилась по лестнице в куртке с капюшоном и в ботинках на меху. Мукки она тоже тепло одела.

— Мне нужен фонарь, — сказала девочка. — До самой монастырской школы уличные фонари не горят!

— Я пойду с тобой, трусиха! — насмешливо утешил ее Арман. — Сегодня вечером волкам тебя не видать!

Мирей сновала по дому. Она задернула занавеси и собрала игрушки Мукки. Эрмин легла на диван. Она была очень бледна. Что-то в ее теле было не так. Ни в животе, ни в области поясницы она не ощущала боли, только странную тяжесть между бедрами.

— Выйди, папа, — попросила она. — Шарлотта, идите с Мукки к Бетти, прошу тебя! Где Тошан?

— Уже уехал, — сообщила домоправительница. — Держись молодцом, Эрмин! Мадам скоро придет.

Жослин укрылся в маленьком кабинете. Он потирал подбородок и влажной рукой то и дело проводил по начавшему лысеть лбу. В конце концов он отправился в кладовку и выпил стакан вина.

— Да что же со мной такое? — вполголоса спрашивала себя Эрмин. — Я зря столько лежала, было бы лучше, если бы я ходила. Это ускорило бы роды. Я уже могу пойти переодеться…