Крик - Антонов Виктор Акимович

чем поможет. Суду достаточно схему НК показать, и не надо никаких свидетелей». Так что при ней они боятся языком молоть, а так – злобствуют, как кобры.

– Неужели они не понимают…

– Некоторые понимают, но злоба сильнее. Потому признаваться Антону: ни в коем случае. Лучше тогда просто замуж не выходить. Правда, есть один способ…

– Ну, давай, давай.

– Роди ему еще двоих-троих к своему Степке. Поэтому, когда он вдруг не сдержится, у тебя с ним такое богатство. А он мужик ответственный.

– Что ответственный, это верно. А что в душе будет происходить? К тому же кровь горячая, идальго все-таки.

– Ладно, с этим решили. Ни за что, ни в коем случае. Решили. Но есть и другие, так сказать, текущие обстоятельства. Например, журналюги проклятые пронюхают про это, и начнется. Грязное белье и прочее. Не думаю, что они смогут докопаться до нашей полуночной деятельности. Но гадостей разных напишут. Ни ему, ни тебе это не надо. А тебя уж точно запишут в агента Кремля. Докопаются, что у тебя Игорь спрыгнул с крыши. Довела, мол, его до такого состояния. Побегут к твоей бывшей свекрови. Заверещат везде о роковой женщине. Но тут они будут правы, потому что ты действительно роковая женщина, правда, сама ты об этом не знаешь.

– Да пошла ты к черту. Наговорила, бог знает что. Но если они действительно доберутся до свекрови… Это будет шоу на всю планету. Как-то я про это не подумала. Нет, выходить сейчас замуж нельзя. А в агенты Кремля точно запишут. Всех заложила и Антона выманила с Запада. И еще, грохнут меня, пожалуй. А что, могут, а Алька?

– У нас все могут.

15

Неожиданно вечером позвонил Новиков и сказал, что нам с Алькой завтра утром, ровно в десять, нужно быть в Матросской Тишине. Он будет проводить нам очную ставку с Володькой Макаровским. Я тут же позвонила Альке, а она уже знала. Новиков и ей звонил.

– Сейчас позвоню жене Макаровского, – говорит она. Может, что попросит передать ему.

– Меня Новиков предупредил, что никаких писем, никаких продуктов, никаких вещей, даже лекарств нельзя.

– Мало ли, чего он там скажет, мы с тобой просто свидетели, и никто ничего нам не сделает. В крайнем случае, отберут.

– Ты по телефону осторожней, вдруг прослушка.

– Кому мы с тобой нужны, мне ребята в группе рассказывали, чтобы организовать прослушку, надо столько разных заявлений и бумаг составить, что легче под дверью встать и ухо приложить – надежнее и дешевле.

– Мы-то да. Но Макаровский сидит.

– Не беспокойся. Нам и сообщать нечего, кроме простых вещей – как она, как дети.

Утром я подсела к Альке в «опель» у метро «Сокольники» и через пять минут мы были около Тишины. В машине мне Алька подробно объяснила, в чем, по ее мнению, будет состоять очная ставка. Я, говорит, очную ставку еще в прошлом году сдала. При ней выясняются разногласия или противоречия в показаниях. Но у нас момент особый. Я думаю, они хотят, чтобы Володька послушал, что мы говорили на следствии, посмотрел какие мы красивые, бодрые и жизнерадостные и как он идет в камеру, а мы своими стройными ножками идем домой пиво и вино пить, с мужиками целоваться. В общем, дышать свежим воздухом свободы. А все потому, что мы, не выдавая никаких секретов, просто рассказываем, как мы работали. Вот и все. Надеются, что он посмотрит на нас и, глядишь, тоже придет к выводу – не поменять ли свои показания. Дело не хитрое. Других противоречий я просто не вижу. У нас у каждой фирмы свои заботы.

Мы встали напротив дверей здания Тишины, и стали ждать десяти часов. Смотрим где-то в девять пятьдесят к зданию идет Новиков – идет пешочком, с портфельчиком в руке.

– Бедолага, видно начальство машину не дало. Я ему по телефону говорила: давайте подвезу. Уперся, как молодой козленок. Не положено, не положено, – говорит Алька.

Мы вышли из машины и Новиков провел нас через разных там смотрителей и вахтеров в комнату для свидетелей. Причем суета в преодолении вахтеров тоже невероятная. Что-то там заполняет, объясняет, сует наши паспорта. Средневековье какое-то. В комнате свидетелей было еще трое: двое мужчин и одна женщина. Когда мы вошли, они уже были в комнате. Через полчаса заглянул Новиков и пригласил Альку.

– Быстро как у вас, – говорит женщина. – Я вот уже два часа жду.

Но и я ждала возвращения Альки не менее полутора часов. Когда она вернулась, вижу – глаза в слезах и веки припухшие.

– Ну что?

Она лишь махнула рукой.

– Стоит на своем, как пень дубовый. Так жаль его. Но ты не волнуйся. Все сама увидишь.

Володька был в спортивном костюме, лицо бледное и видно не брился дня три. В общем, вид, конечно, не очень. Ему уже, наверное, Алька сообщила, что я тоже здесь, поэтому он не удивился. Рядом с ним сидел его адвокат. Тот самый – известный и важный. Со мной тоже вежливо поздоровался. Я вошла и у меня сразу же глаза на мокром месте. Еще до допроса.

– Мне можно его поцеловать? – спрашиваю у Новикова.

– Целуйтесь, – буркнул тот, что-то записывая в протокол. Пока он заполнял бумаги, мы с Володькой немного поговорили. Новиков не препятствовал.

– Как у тебя, здоровье и прочее? – задаю я глупый вопрос.

– Так, все нормально. Дачки, как тут говорят, получаю исправно. Скучно, конечно. У тебя как Степка, как отец?

Я ответила.

– Алька тут рассказала мне про моих подробно. Она сказала, что Антон вернулся.

Я кивнула.

– Я ее спрашиваю, зачем ему это нужно. А она отвечает: спроси у Веруньки, она лучше знает. Вот я и спрашиваю. Чего там у вас? – он улыбается.

Я показываю ему взглядом на его важного адвоката. Володька понимающе покачал головой. Я молча смотрю на него, пожимая плечами улыбаясь.

– Ну, с ума можно сойти. Сумасшедший, да и только. Его бы никто никогда не выдал.

– Мы тоже все в недоумении от такой неожиданности. С чего бы он на такой шаг решился? Не напрасно мы его между собой идальго звали. Эти ребята непредсказуемы.

И он смеется.

– Ну, преступим к очной ставке, – говорит Новиков.

Он, как положено, разъяснил нам, о чем ставка, наши права, и просит, чтобы я повторила показания об обстоятельствах, которые я уже давала. Лучше покороче, самую суть.

Я рассказала, что решений по заключению сделок я не принимала, я только лишь подписывала документы, после того как все визы приложенные к договору были проставлены.

– Вам знаком такой порядок принятия решений? – спрашивает Новиков у Макаровского.

Тот отвечает, что у нас каждый занимался своим делом, со своей фирмой, и он не знает, как я работала. Поэтому подтвердить ничего не может. Сам он работал по-другому.

– Мне подробно рассказывать? – спрашивает он у Новикова.

– Пожалуй, не надо, – говорит тот. – Но к вам такой вопрос. У вас ведь тоже есть приложение к каждому договору. И в этом приложении обозначены визы. И все они подписаны. Я не нашел ни одного договора без виз. Чем вы это объясните?

Володька, наверное, уже был знаком с этими вопросами, поэтому быстро ответил, что визы действительно были на каждом договоре, но они не носили обязательного характера. Это скорее был контроль за правильностью и законностью заключаемого договора.

И тут мне вопрос задал его адвокат:

– Вы присутствовали когда-нибудь при заключении договора с Макаровским?

– Нет, конечно. У нас в этом отношении было строго.