Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

Их несло между рядами покрытых каплями воды живых изгородей, словно листок, подхваченный порывом ветра.

– А внутри не слышно даже мотора. Только шелест шин по дороге.

– Вас в самом деле интересуют автомобили? – спросил Уинтер, еще не до конца разобравшийся, как общаться с молодой женщиной.

– Интересуют ли меня автомобили? Ничуть. – Мисс Эплби уверенно держала машину под контролем, чуть притормозив и безукоризненно вписавшись в крутой поворот, хотя чудом избежала столкновения с перебегавшей шоссе мокрой собакой, и снова ускорилась, надавив на педаль газа.

Потом они несколько минут ехали молча, миновав еще один крутой вираж, где Уинтеру пришлось крепко упереться ногами в пол. На заднем сиденье Томми оживленно обсуждал с Топлэди окружавший их пейзаж, хотя сейчас он едва виднелся сквозь мокрые окна. Мистер Элиот забился в угол и погрузился в тихие размышления. Вероятно, ему трудно было избежать мыслей о предстоящей праздничной вечеринке.

– Мы с Белиндой и Тимми учились в одной школе, – сказала мисс Эплби, чувствуя, видимо, что оборвала начавшийся разговор излишне лаконичной репликой. – Но с тех пор я Тимми почти не видела, да и с Белиндой встречалась редко, пока с недавних пор мы не начали работать вместе. Как вы относитесь к идее совместного обучения?

В академических гостиных твои взгляды редко пытаются выяснить столь прямо, и потому Уинтер ответил:

– Даже не знаю, есть ли у меня целостное отношение к подобной проблеме. Но если система воспитывает таких очаровательных…

Мисс Эплби с такой силой надавила на педаль газа, что, как с благодарностью подумал Уинтер, не дала ему возможности закончить пошлейший комплимент.

– Мне эта система по нраву, – сказала она потом. – А в женских колледжах вам доводилось бывать?

– Да, но мимолетно.

– Вот это – полная ерунда. «Там любая лилия увянет».

– Простите, не понял.

– Цитата из Роберта Браунинга. Стихи. «В испанской келье».

– Ах, да. Но только там речь шла о мужском монастыре. Впрочем, уверен, что монастырская система одинаково губительна для образования и в мужском, и в женском варианте. Прекрасно, если бы нашелся меценат и пожертвовал поистине огромную сумму денег, необходимую, чтобы открыть в Оксфорде хотя бы один колледж с совместным обучением. Могу себе представить своего коллегу Хораса Бентона…

– Хорас Бентон? – прервала его мисс Эплби. – Я ему этим утром отправила телеграмму.

– Или старого Маммери…

– Маммери? Я отправила телеграмму и ему тоже. – Она смущенно покосилась на него и сказала: – Извините, но я не запомнила вашей фамилии.

– Уинтер.

– Как странно.

– Что именно вы находите странным?

Но она только покачала головой.

– Забудем об этом. Мне лучше было бы промолчать. А получилось, что я нарушила… – Она оторвала взгляд от дороги и посмотрела на него с ироничной важностью. – Получилось, что я нарушила доверенный мне профессиональный секрет. Но мы как раз приехали!

Машина миновала ворота со сторожкой привратника и покатила в сторону дома.

Маневры мистера Элиота, когда поезд прибыл в Раст, оказались до смешного похожими на то, что проделал доктор Буссеншут на пересадочной станции. Поскольку доктор Буссеншут тоже стремился ускользнуть незамеченным, но избрал несколько иной способ, позволявший ему сохранять достоинство, соответствовавшее его положению в обществе. Когда после продолжительного ожидания он увидел, как носильщик укладывает его сумки и чемоданы на тележку, Буссеншут дал ему краткое распоряжение:

– Спрячьте пока все это.

– Не понял, что вы изволили пожелать, сэр?

– Видите ли, милейший, мне бы не хотелось привлекать к себе внимания. А потому спрячьте на время мой багаж.

Он вручил носильщику то, что посчитал весьма солидным вознаграждением за труды, бросил исполненный любопытства взгляд на гостей мистера Элиота, рассаживавшихся по нежно-кремового цвета транспортным средствам, внимательно и с опаской пригляделся к еще одной большой машине, стоявшей по другую сторону площади, а потом со стопкой книг укрылся в станционном туалете. Он ровно десять минут отвел на чтение журнала «Классическая археология» и усилием воли заставил себя снова взяться за «Песчинки времени». Скрупулезность и тщательность стали в свое время ключом, открывшим ему дверь к блестящей карьере. Начало его конфликта с Маммери было как раз и положено в тот вечер, когда изрядно подпивший коллега заявил ему, что тщательность – никудышная замена подлинному таланту ученого.

Зато уж если Буссеншут отправлялся в поездку, то в поисках истинного золота. Иногда он для этого действительно возглавлял группу таких же, как сам, эллинистов, чтобы посетить заповедные места милой сердцу Греции. Но гораздо чаще скитался там же, не покидая стен университетской библиотеки. Сейчас, углубившись в изучение «Песчинок времени», – труда миссис Бердвайр, посвященного ее приключениям в пустыне Центральной Австралии, он поражался не только тому, что подобные земли вообще существуют, но и способности описывать их в столь надуманно восторженных выражениях. И тем не менее упрямо дошел до конца утомительного повествования. Сделав затем облегчавший душу перерыв на несколько страниц археологического журнала, Буссеншут принялся за следующий томик сочинений миссис Бердвайр. Перед отъездом из Оксфорда он приобрел полное их собрание в книжной лавке Блэквелла.

Надо отметить, что каждая книжка миссис Бердвайр начиналась и заканчивалась в старом английском саду. Сам по себе труд мог быть посвящен эскимосам или банту, Луаре или Лимпопо, боям быков или исследованиям Арктики. Но этот сад неизменно умиротворенно располагался в первой и последней главах. Его бесчисленные цветы прощально кланялись хозяйке, отправлявшейся в очередное путешествие, посылая ей вслед тысячи изысканных ароматов, а задачей собак был финальный парад, когда они издали узнавали долго отсутствовавшую владелицу дома и веселым заливистым лаем встречали ее возвращение. Доктор Буссеншут, ничего не понимавший в садоводстве, великодушно допускал, что про цветы все написано достоверно. Но сцены с собаками вызывали его решительное неодобрение; в конце концов, нечто подобное было куда выразительнее изображено еще в «Одиссее». Поэтому в очередной книжке он пропустил страницы, посвященные саду, плотнее закутался в плащ и отплыл вместе с миссис Бердвайр на остров Танго[62]. Как выяснилось, на острове Танго по понедельникам каждому жителю с утра выдавали по бутылке виски, по четвергам, пятницам и субботам глава местной администрации организовывал вечеринки с изобильным шведским столом, а по воскресеньям архиепископ Танго-Танго устраивал увеселения по окончании церковной службы. На миссис Бердвайр произвела особое впечатление лояльность населения имперской идее. Это тронуло ее до глубины души. Оставшийся совершенно равнодушным Буссеншут закрыл книгу и выглянул на разведку.