Хроники Империи Ужаса. Гнев королей - Глен Кук

– Как думаешь, чем это грозит для нас? – спросил Рагнарсон. – Среди его людей есть человек Мглы.

– У них надежное прикрытие.

– Что насчет Нората?

– Гм?

– Мы не знаем почему, но мы знаем кто, и мы знаем, где этот сукин сын.

– Не все сразу. У нас и без того хватает дел. Нам ни к чему война с Мегелином.

– Кто говорит про Мегелина? Я про Нората.

– А что, если Мегелин оказался в его власти? Что, если первая наша попытка закончилась неудачей? Он первоклассный чародей. Иначе бы он не выжил после уничтожения Праккии.

– Мегелин не станет объявлять войну. Мы ведь вроде как друзья.

– Вроде как. Говорят, будто он сошел с ума. И теперь мы знаем почему.

– Вряд ли. Тогда на него верхом уселся бы Эль-Мюрид.

– Пусть Норат делает что хочет. У нас есть куда более важная проблема с Мглой. И я жду рождения ребенка. А без меня ты вряд ли захочешь связываться с Норатом. Но когда приходится выбирать между помощью тебе и возможностью держать за руку рожающую жену – выбор не в твою пользу.

– Мне следовало сообразить, что с тобой бесполезно спорить. Надеюсь, твое создание справится и без тебя. А если я не буду участвовать в переговорах, Тинг подсунет мне такие ассигнования, что мне придется много лет проливать слезы.

– Пусть этим займется Пратаксис.

– Чушь. Он не настолько пробивной, как я. Проклятье, это он во всем виноват, дьявол его побери. Это он разработал столь дурацкую систему правления.

– Она не так уж плохо работает.

– Работает отлично – пока мне не потребуется сделать что-либо к концу месяца. Даже если я хочу кому-то дать вшивую медаль, за это должен высказаться каждый сукин сын в Тинге.

– Я как-то не замечал, чтобы получалось не по-твоему.

– Угу. Вот только от эксперимента Дереля с демократией нет никакого толку – одни помехи.

Той же ночью в Троесе командующий Западной армией получил депешу от друга в столице Кавелина. Лорд Сун был без маски. Подчиненные считали его человеком, лишенным чувства юмора, но, читая доклад, он улыбался и смеялся от души. Однако от хорошего настроения не осталось и следа, когда он узнал, что у него больше нет связи с лордом Го Вэнчинем.

Майкл наблюдал, как исчезает вдали последняя группа преследователей. Они приложили немало усилий, пытаясь его найти, – преодолели расстояние, которое, по идее, никак не смог бы осилить беглец. Он сам удивлялся, как это у него получилось.

Лошадь, которую он украл, оказалась достаточно выносливой, и Майкл гнал ее, пока она не свалилась без сил. Предположительно он проскакал с полсотни миль через труднопроходимую пустыню к северу от Аль-Ремиша и теперь находился у засушливых южных подножий гор Капенрунг. Шансов пересечь их в одиночку было немного, независимо от того, долетел ли до цели голубь.

Он взглянул на запад. До наступления темноты оставалось еще два часа. Восемь миль пешком. И вряд ли саван-далаге выйдут на охоту до прихода ночи.

Сколько им потребуется времени, чтобы его настичь? Он пожалел, что слишком мало о них знает. Осмелится ли он продолжить путь ночью?

Нет. Слишком рискованно. Лучше укрепить позицию, прежде чем станет слишком темно для поисков дров для костра.

Безлюдные холмы покрывала низкорослая растительность. Древесины вполне хватало. Проблема заключалась в том, чтобы найти место, где саван-далаге могли подобраться к нему только с одной стороны и где путь им преградил бы огонь.

Он потратил час на поиски более или менее приемлемой норы в берегу каменистого сухого русла-вади. Ее уже использовали раньше как укрытие – на стенах из мягкого камня виднелись похожие на руны фигуры. Майкл предположил, что их оставили предки тролледингцев времен Яна Железной Руки в эпоху Падения.

Майкл собрал столько хвороста и дров, что с трудом протиснулся за огненную линию обороны. Он разжег небольшой костер, от которого собирался зажечь другой, побольше, когда явятся охотники.

– Вся штука в том, друг мой Майкл, чтобы не заснуть, – пробормотал он.

Он забавлялся играми, в которые не играл со времен Ребсамена, сочинял непристойные лимерики, пытался вспомнить всех женщин, которых любил, хотя список их оказался короче, чем подозревали друзья. Когда тот подошел к концу, взошла луна, и он начал представлять разные символы на ее пятнистом диске, а потом попытался составить каталог созвездий…

Внезапно очнувшись, он, не раздумывая, подбросил хвороста в угли костра и принялся отчаянно его раздувать, слыша близкий скрежет когтей по камням. Луна стояла высоко в небе, и если бы он взглянул в высохшее русло, различил бы тени, движущиеся среди других теней.

Он проспал три часа.

Сухой хворост занялся, и Майкл быстро разжег пламя, за несколько мгновений отгородив укрытие огненной стеной.

– Проклятье! – выругался он, ощутив отразившуюся от задней стены норы волну невыносимого жара.

Лежа на животе посреди груды топлива, он лишь надеялся, что не поджарится сам.

Послышалось злобное рычание и стук когтей охотников – Требилькоку показалось, что их было четверо. Сквозь просветы в пламени на него взглянули полные ярости рубиновые глаза.

– Надеюсь, вам хватит терпения, ребята.

Терпения им хватило – пока не забрезжил рассвет. Потом они снова забеспокоились, и Требилькоку вдруг стало интересно, насколько они разумны. Понимали ли они, что он способен вести подобную игру бесконечно долго?

Твари издавали горловое зловещее рычание, не похожее ни на что из слышанного им прежде. Он представил себе четырех черных тигров-переростков, постепенно теряющих самообладание, хотя знал, что любая схожесть с большими кошками – лишь случайность.

Пара глаз приблизилась к огню. Хотя зверь был рядом с костром, Майкл не мог разглядеть ни его размеры, ни облик. Творения Нората воистину являлись созданиями тьмы, с которой они идеально сливались.

Сквозь пламя метнулось нечто похожее на лапу, взмахнув в воздухе у носа Майкла. У него возникло искушение швырнуть несколько камней, дразня зверя, так же как мартышки насмехаются над леопардом, но он предпочел не рисковать. Иногда леопарду удавалось свести счеты.

К нему потянулась лапа еще одного зверя, и на этот раз Майкл рубанул по ней клинком. Тварь взвизгнула, но Требилькок знал, что вряд ли серьезно ее ранил – раны вообще мало что для них значили. Во время Великих Восточных войн нашли лишь одно средство, позволявшее с ними справиться, – закопать их столь глубоко, чтобы они не могли вырваться.