Долина лошадей - Джин Мари Ауэл

ярче, края половой щели опухли сильнее, и молодая кобылка испытывала куда большее беспокойство. Она позволила Эйле погладить себя и ласково потрепать по шее, но потом снова опустила голову и громко заржала.

Внезапно Эйла почувствовала, как желудок у нее от тревоги сжался в плотный комок. Она прислонилась к лошади. Точно так же поступала и сама Уинни, когда чего-то пугалась или чувствовала себя неуютно. Скоро им с Уинни придется расстаться. Как ни странно, Эйла никак этого не ожидала и не успела свыкнуться с этой мыслью. Она все время думала о будущем Вэбхья и о своем собственном. А тут у Уинни началась течка. Кобылке придется найти себе жеребца.

Эйла с неохотой направилась к выходу из пещеры и позвала Уинни за собой. Оказавшись на усыпанном камнями берегу реки, Эйла забралась на лошадь. Вэбхья поднялся с места, намереваясь последовать за ними, но Эйла сделала жест «Стой!». На этот раз она не собиралась брать пещерного льва с собой. Охота не входила в ее планы, но Вэбхья, естественно, не знал об этом. Ей пришлось еще раз со всей решительностью подать ему сигнал «Стой!», и тогда он застыл на месте, глядя им вслед.

Воздух над степями прогрелся, но в то же время еще веяло влажной прохладой. В бледно-голубом небе сияло предполуденное солнце, окруженное дымчатым ореолом; казалось, его мощные лучи лишили синеву небосвода привычной яркости и она поблекла. Над тающими снегами вздымалось легкое марево, не ограничивавшее видимость, а лишь сглаживавшее острые углы, и в тумане, повисшем над холодными тенями, любые очертания утрачивали четкость. Перспектива изменилась, и пейзаж предстал в совсем ином ракурсе: реальной казалась лишь картина, открывавшаяся взгляду в данный момент, а прошлое, будущее и все остальное словно канули в небытие. И для того, чтобы добраться до предметов, расположенных вроде бы совсем рядом, требовалась целая вечность.

Эйла не пыталась управлять лошадью. Она предоставила Уинни самой выбирать дорогу, не прилагая осознанных усилий к тому, чтобы определить направление движения или запомнить ориентиры. Ее не волновало, где она находится, и она не замечала, что по ее лицу, покрытому капельками влаги, стекают солеными струйками слезы. Она расслабилась и спокойно сидела, погрузившись в собственные мысли. Ей вспомнилось, как она впервые увидела эту долину и стадо лошадей на лугу, как решила здесь остаться, как у нее возникла необходимость охотиться, как появилась Уинни и стала жить с ней вместе в пещере, в тепле и безопасности. Ей следовало догадаться, что это не навсегда, что однажды Уинни, как и она сама, захочет отыскать себе подобных.

Лошадь сменила шаг, и это отвлекло Эйлу от размышлений. Уинни нашла то, что искала: впереди показался небольшой табун лошадей.

Под лучами солнца снега, покрывавшие невысокий холм, растаяли, обнажив пробившиеся сквозь землю крохотные зеленые ростки. Животные, изголодавшиеся за зиму по свежему корму, щипали сочную молодую травку. Уинни остановилась, когда другие лошади заметили ее. До Эйлы донеслось ржание жеребца. Он стоял на небольшом возвышении чуть в стороне, и она увидела его только теперь. Темная рыжевато-коричневая шкура, черные грива, хвост и чулки. Ей еще ни разу не встречались лошади с таким ярким окрасом, она видела только серовато-бурых, мышастых и золотистых, как Уинни, напоминавших цветом шкуры сухое сено.

Жеребец громко заржал, вскинув голову, его верхняя губа приподнялась и изогнулась дугой. Он встал на дыбы, галопом помчался к ним, резко остановился в нескольких шагах, роя копытом землю. Крутой излом шеи, задранный вверх хвост, мощная эрекция.

Уинни заржала в ответ, и Эйла соскользнула на землю, ласково погладила кобылку и отошла в сторону. Уинни обернулась, глядя на женщину, которая заботилась о ней с тех пор, когда она была еще жеребенком.

– Иди к нему, Уинни, – сказала Эйла. – Ты нашла себе пару, так ступай же к нему.

Уинни тряхнула головой, негромко заржала и развернулась, глядя на гнедого жеребца, а тот двинулся по кругу, подходя к ней сзади, а затем опустил голову и, пощипывая ее за подколенки, погнал к стаду, как напроказившую беглянку. Эйла смотрела ей вслед, не в силах оторваться. Когда жеребец овладел кобылкой, Эйла невольно вспомнила Бруда и боль, которую она испытывала. Потом ей уже не бывало так больно, как в первый раз, только до ужаса неприятно, и, когда он наконец оставлял ее в покое, она чувствовала глубокое облегчение.

Но хотя Уинни издавала отрывистые пронзительные звуки, она явно не испытывала желания отделаться от жеребца, и, наблюдая за ними, Эйла начала испытывать непривычные, необъяснимые ощущения. Она не могла отвести глаз от гнедого жеребца, который приподнялся, закинув передние ноги на спину Уинни, и ритмично двигался взад-вперед, оглашая окрестности громким ржанием. Эйла почувствовала, как мышцы ее промежности начали пульсировать в такт с движениями жеребца, и ее тело затрепетало, выделяя теплую влагу. Ее охватило непонятное волнение, тоска по чему-то неведомому ей, дыхание ее участилось, сердце забилось сильнее, и кровь застучала в висках.

Потом, когда золотистая кобылка охотно отправилась следом за жеребцом, даже не оглянувшись на женщину, у Эйлы сжалось сердце от ощущения душераздирающей пустоты. Она поняла, каким хрупким был мирок, который она создала, живя в долине, ей открылась изменчивость судьбы и недолговечность счастья. Повернувшись, она кинулась бежать обратно в долину. Она чувствовала, как колет у нее в боку, как сжимается горло, но продолжала мчаться дальше, надеясь убежать от тоски и одиночества.

Спускаясь по склону холма, у подножия которого раскинулся луг, она споткнулась, кувырком покатилась вниз и, наконец остановившись, продолжала лежать, тяжело дыша. Она не пошевельнулась, даже когда ей удалось отдышаться. Двигаться не хотелось, не хотелось делать усилий, бороться, жить. Какой в этом смысл? Ведь над ней тяготеет проклятие.

– Ну почему я не могу просто взять и умереть, как мне и положено? Почему я вечно теряю тех, кого люблю?

На нее повеяло теплом дыхания, шершавый язык прикоснулся к ее мокрой от соленых слез щеке. Открыв глаза, она увидела огромного пещерного льва.

– Ох, Вэбхья! – воскликнула она и потянулась к нему.

Пристроившись рядом с ней, он втянул когти и опустил на нее тяжелую переднюю лапу. Эйла повернулась, обхватила его за шею руками и уткнулась носом в изрядно отросшую гриву.

Когда Эйла наконец выплакалась и попыталась подняться на ноги, она заметила следы, оставшиеся у нее на теле после падения. Руки исцарапаны, колени и локти ободраны, синяки на бедре и на голени и ссадина на правой щеке. Эйла, прихрамывая, поплелась в пещеру. Пока она промывала ссадины и царапины, в голову