Великое разделение. Неравенство в обществе, или что делать оставшимся 99% населения? - Джозеф Юджин Стиглиц

Ключевой темой форума стало подающее надежды соглашение о необходимости развития окружающей среды, общества и экономики. Все эти аспекты развития переплетены и дополняют друг друга, а города – именно та среда, в которой это понятнее всего.

Одной из самых больших проблем в достижении стабильного развития является неравенство. Наша экономика, демократия и общество платят большую цену за растущий разрыв между богатыми и бедными. И возможно самый возмутительный аспект разницы в благосостоянии во многих странах состоит в том, что она усугубляет неравенство возможностей.

Некоторые города показали, что широко распространенные экономические схемы не являются неизбежным результатом работы финансовых законов. Даже в развитой стране с самым высоким уровнем неравенства, такой как США, некоторые города вроде Сан-Франциско и Сан-Хосе сравнимы с самыми эффективными экономиками в плане равенства возможностей.

В мире, в котором все чаще политический ступор тяготит правительство, дальновидные города становятся лучом надежды. Разделенные США кажутся неспособными справиться с пугающим ростом неравенства. Но мэр Нью-Йорка Билл де Блазио был избран именно благодаря своим обещаниям его уменьшить.

Несмотря на то что тому, что можно сделать на местном уровне, есть пределы, – государственные налоги, например, гораздо важнее, чем муниципальные, – города могут помочь поддержать доступность жилья. У них есть особая ответственность за то, чтобы предоставлять высококачественное образование и общественные блага всем гражданам, независимо от их дохода.

Медельин и Всемирный городской форум показали, что это не просто несбыточные мечты. Иной мир возможен; нам лишь нужна политическая воля, чтобы его воплотить.

Хорошо это или плохо, но дебаты об экономической политике США часто отзываются в разных уголках мира независимо от того, уместны ли они. Недавно избранное правительство премьер-министра Австралии Тони Эбботта наглядный тому пример.

Как и во многих других странах, консервативные правительства ратуют за урезание государственных расходов, мотивируя это тем, что дефицит бюджета подвергает опасности их будущее. В случае Австралии, однако, такие притязания отдают фальшью, хотя это не мешает спекуляциям в правительстве Эбботта.

Если даже и согласиться с заявлением экономистов Гарварда Кармен Рейнхарт и Кеннета Рогофф, что очень высокий уровень государственного долга приводит к меньшим темпам развития, – взгляд, никогда ничем не подтвержденный и впоследствии опровергнутый, – Австралия как никто другой далека от этой крайности. Ее отношение долга к ВВП – один из самых низких коэффициентов среди стран ОЭСР и составляет всего лишь малую часть того же коэффициента США.

Для долгосрочного развития более важны инвестиции в будущее, включая важнейшие государственные вливания в образование, технологии и инфраструктуру. Такие инвестиции обеспечивают уверенность в том, что все граждане, независимо от того, насколько бедны их родители, смогут реализовать свой потенциал в жизни.

Есть нечто очень ироничное в глубоком уважении американской модели Эбботтом, защищающим многие из предложенных по американскому образцу «реформ». Ведь экономическая модель США, в конце концов, не принесла пользы большинству американцев. Средний показатель доходов у нас сейчас ниже, чем четверть века назад, и не из-за того, что продуктивность не растет, а из-за того, что остановился рост зарплат.

Австралийская модель сработала гораздо лучше. Австралия – одна из немногих сырьевых экономик, которые не пострадали от проклятия естественных богатств. Процветание относительно широко распределено. Средний доход семьи в среднегодовом значении рос больше чем на 3 процента последние несколько десятков лет – это почти в два раза больше, чем среднее значение среди стран ОЭСР.

Разумеется, учитывая избыток природных ресурсов, в Австралии должно быть гораздо большее равенство. В конце концов, природные ресурсы страны должны принадлежать всем гражданам, а доходы с них обеспечивают источник прибыли, который можно использовать для уменьшения неравенства. Природная рента по высоким налоговым ставкам не вызывает неблагоприятных последствий, чего нельзя сказать о налогообложении сбережений или работы (запасы железной руды и природного газа не могут перейти в другую страну без налогообложения). Но коэффициент Джини в Австралии – стандартный показатель неравенства – на треть выше, чем в Норвегии, стране, богатой ресурсами и успешно управляющей своим благосостоянием, разделяя его среди всех граждан.

Некоторые могут задуматься, действительно ли Эбботт и его правительство понимают, что произошло с США. Осознает ли он, что с тех пор, как началась эра отмены контроля и либерализации в 1970-х годах, рост американского ВВП заметно снизился, а то развитие, которое происходило, в основном вознаграждало лишь богатейших? Знает ли он, что до этих «реформ» в США не было финансового кризиса, который теперь стал обычным явлением по всему миру, в течение полувека, и что отмена контроля привела к раздутому финансовому сектору, привлекающему многих талантливых молодых людей, которые иначе могли бы посвятить себя более продуктивной карьере? Финансовые инновации сделали их безумно богатыми, но поставили Америку и весь мир на грань разорения.

Государственные услуги в Австралии вызывают зависть по всему миру. Ее система здравоохранения приводит к лучшим результатам, чем система США, за меньшие деньги. В ней присутствует программа займов на образование с зависящей от последующего дохода долей выплат, позволяющая заемщикам растягивать свои выплаты на более длительные сроки при необходимости; если их доходы окажутся относительно низкими (например, потому, что они выбрали важную, но низкооплачиваемую работу в области образования или религии), государство спишет часть долга.

Контраст с США ошеломляет. В США студенческие займы, на данный момент в сумме превысившие 1,2 триллиона долларов (долг больший, чем по всем кредитным картам), становится бременем и для выпускников, и для экономики. Провальная американская финансовая модель образовательной системы – одна из причин, по которым среди развитых стран в Америке самое низкое равенство возможностей, а жизненные перспективы молодого американца больше, чем в других странах, зависят от доходов и образования его родителей, а не от его собственных.

Взгляды Эбботта на высшее образование также подталкивают к предположению, что он, очевидно, не понимает, почему лучшие университеты США добиваются таких успехов. Вовсе не ценовая конкуренция и не жажда наживы делают Гарвард, Йель или Стэнфорд столь значимыми. Ни один из лучших университетов Америки не является коммерческим институтом: все они имеют либо государственную, либо частную поддержку, исходящую в значительной степени от их выпускников и фондов. У них, конечно, существует и конкуренция, но иного толка. Они стремятся к всеобъемлемости и многообразию. Они конкурируют за дотации на научные исследования. Недостаточно регулируемые коммерческие университеты Америки превосходят другие в двух областях: способности к эксплуатации молодых людей из малообеспеченных семей, облагая их высокими сборами и не давая взамен ничего ценного, и способности выступать за получения государственных денег без контроля и продолжать свои эксплуатационные действия.