Снег на экваторе - Андрей Поляков

В маньяте прихорашивались перед выходом мораны. Они втирали в кожу масло и охру, оправляли браслеты и ожерелья, составленные из разноцветного бисера, подвешивали к поясам ножи. Стремление выглядеть нарядно порой принимало комические формы. Один из воинов приладил к локтевому браслету осколок зеркала и, судя по всему, остался чрезвычайно доволен своим изобретением.

Рядом с маньятой женщины варили себе еду. Для моранов пиршество готовилось поодаль, в роще. Когда мы подошли, костер, на котором жарилось мясо быка, полыхал вовсю, распространяя по округе аппетитный запах. Вездесущие мальчишки, пожиравшие глазами увесистые, подрумянившиеся куски, тут же перевели взгляд на белого гостя. И им, и нам было дозволено свободно наблюдать за подготовкой к трапезе. А вот женщинам, даже родственницам посвящаемых, это строжайше запрещалось.

– Если хотя бы один женский глаз увидит предназначенное для моранов мясо, его тут же выбросят как подвергшееся сглазу, – заверил Джордж.

Множеством условий обставлен каждый шаг церемонии. Выбор быка, его убийство, разжигание костра, разделка туши – все свершается в точном соответствии с давними обычаями. За их соблюдением ревностно следят старейшины. Но больше всего поражает то, с каким рвением и насколько серьезно, без тени иронии воспринимают происходящее посвящаемые юноши.

Джордж – исключение. Впрочем, так ли это? Честно говоря, вскоре я засомневался. В свое время он тоже прошел обрезание, побывал в моранах, отведал мяса священного быка. Это теперь, поварившись в космополитичной атмосфере университета, он возомнил себя современно мыслящим интеллектуалом, свободно воспарившим над дедовскими предрассудками.

Судя по церемонии в Олобелибеле, большинство соплеменников Джорджа не разделают его скептицизм. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на то, с каким ожесточением ребята дрались за право первым взять быка за рога, чтобы стать лидером своей возрастной группы. Наивные! Все было заранее предопределено старейшинами, пустившими животное в ворота, ближайшие к их избраннику.

Сколько горя сквозило в глазах у моранов, когда им сообщили, что их усилия пропали понапрасну. Если бы мудрые старцы не позаботились о безопасности и перед оглашением не отобрали у воинов копья и ножи, не миновать бы массовой резни и смертоубийства.

Выбор старейшин озадачил. Лидером группы, посвящаемой во взрослую жизнь, а в ней собрались юноши от 16 до 29 лет, стал… 9-летний Мурхан Каркуресс.

– Он из уважаемой семьи, за которой не водится грехов, – пожал плечами Джордж. – Его давно готовили к лидерству. Даже обрезали раньше, чем других. Бедняга. Теперь так и останется неучем.

Из дальнейших объяснений следовало, что Мурхан не пойдет в школу, а через пять лет должен будет жениться на невесте, выбранной для него старейшинами. Но мальчик не выглядел разочарованным. Да и мальчиком, несмотря на возраст, назвать его было трудно. Пронзительный, строгий, недетский взгляд, гордая осанка, важная походка, повелительные интонации поразительным образом превращали мальчугана в настоящего вождя. Опершись на копье, он застыл на одной ноге, приняв классическую масайскую позу. И надо было видеть, как почтительно приближались к Мурхану юноши вдвое старше его. Лидер, что и говорить. Таковым он, согласно традиции, останется для всех членов возрастной группы до самой своей смерти.

Но как бы свято ни соблюдались старинные обычаи, время вносит коррективы. Еще в 1960-е и даже в 1970-е годы, пройдя обрезание и став моранами, масаи, прежде чем удостоиться участия в церемонии эуното, по четыре-пять лет, а то и больше проводили на отшибе, в отдельных маньятах, и вели жизнь воинов. Она была одновременно проста и тяжела. Мораны жили вольно, не стесненные ни режимом, ни моралью. Они без ограничений общались с девушками, не связывая себя долговременными узами, совершали набеги на соседей, похищали скот. Преступлением это не считалось. Масаи верили, что все коровы мира принадлежали им по праву, данному небесным богом Энгаи. Поэтому, отнимая у других стада, мораны считали, что не только не нарушали закон, но стояли на его страже, восстанавливая справедливость и поступая по совести. Были у морана и трудные обязанности. Они должны были защищать свой народ от соседей, участвовать в войнах, а еще – непременно убить льва.

Масай, не сразивший царя зверей, не мог считаться настоящим мораном, а следовательно – полноценным членом общества. Особой удалью считалось схватить льва за хвост, пока тот еще не испустил дух. Подчас группа масаев, едва ранив зверя, дружно бросалась к хвосту. Отталкивая друг друга, каждый стремился ухватиться первым, и тут у недобитого хищника появлялась прекрасная возможность расправиться хотя бы с частью нападавших и дорого продать свою жизнь.

Суровый закон предков соблюдается и теперь, но в виде исключения. В Кении любая охота запрещена законом. В мою бытность там как раз в районе Каджиадо, где находится Олобелибел, вооруженный копьем 20-летний масай один на один сразился со львом и победил. Но к этому его вынудили обстоятельства. Он защищал отцовское стадо. Через год после того происшествия масаи, жившие близ Национального парка Найроби, истребили с десяток львов, которые стали регулярно нападать на их коров. Этот редчайший случай удостоился бурной полемики в прессе и разборов на правительственном уровне.

Об угоне скота и рейдах на соседей и говорить нечего – однозначно подсудное дело. Да такого и не бывало уже многие десятилетия. Для посвящения в мораны стало достаточно совершить обряд и в крайнем случае провести пару месяцев в маньяте. Более того, церемония теперь приурочивается к школьным каникулам, а возраст многих посвящаемых снизился с 15–18 до 10–12 лет. Лучше обрезать ребенка пораньше, чтобы потом не отвлекать от занятий, полагают родители.

Совсем недавно было иначе. Джордж рассказал, что в конце 1970-х будущий видный юрист, уроженец Каджиадо Кериако оле Тобико провалил экзамены и сбежал из школы, потому что жаждал вести жизнь морана. Вооружившись, он вместе с товарищами нагрянул в дом отца и потребовал поддержать его планы. Но отец думал иначе. Он пригрозил сыну родительским проклятием, самым страшным наказанием для масая, а в случае повиновения и возврата в школу пообещал дать двух быков для церемонии посвящения во взрослую жизнь. Только тогда Тобико взялся за учебники. Втянувшись, он обнаружил такие способности, что окончил школу с отличием, продолжил обучение в Кембридже и стал одним из лучших адвокатов страны.

Мысль о том, что в современном мире образование важнее моранизма, завоевывает среди масаев все новых, порой неожиданных сторонников. В этом мне пришлось убедиться, когда нежданно-негаданно оказался в гостях у 80-летнего вождя Лерионке оле Нтуту. На его поместье я наткнулся пару месяцев спустя после посещения эуното, колеся по заповеднику Масаи-Мара. Гостеприимный вождь, живший прямо посреди заповедной территории, не захотел отпускать иноземца, не пообщавшись и не показав ему хозяйство.

К большому дому примыкал еще более обширный хлев, но для масая густой запах навоза – приятнейший аромат на свете, потому что скот – это все. Молоко, смешанное с кровью, которую нацеживают из шейной вены коровы, служит главной масайской пищей. Коровья моча применяется в лечении, свежий навоз идет на строительство, а сухой – на топливо, толстые рога превращаются в емкости и украшения, а из шкур шьются матрасы, одежда и обувь. Пройдя через эуното и став полноправным членом общества, масай одновременно получает право иметь собственное стадо горбатых коров и жену. Мне сказали, что для описания скота в масайском языке маа существует больше ста слов. Неудивительно, что рассказ вождя о достоинствах каждой из стоявших в стойлах коров занял немало времени.