Печальные тропики - Клод Леви-Стросс

С наступлением глубокой ночи стало заметным, что это музыкально-поэтическое творчество сопровождалось у вождя утратой чувства реальности, персонажи полностью завладели его сознанием. Его интонации становились все более странными, словно говорил не один Таперахи, а множество разных индейцев. После очередного действия пьесы, едва затянув песню, Таперахи встал из гамака, принялся искать что-то в толпе зрителей, требуя кауи. В него «вселился дух». Он будто бы совсем обезумел, внезапно схватился за нож и подбежал к своей старшей жене Кунхатсин. Ей удалось избежать нападения, скрывшись в лесу, а другие индейцы схватили вождя и привязали его к гамаку, в котором он тотчас же заснул. На следующий день все уже было в порядке.

Когда я приплыл в Урупу, где ходили моторные лодки, оказалось, что мои спутники уже устроились в стоящей на сваях соломенной хижине, разделенной на комнаты перегородками. Мы вынуждены были задержаться: из-за постоянных дождей вода в реке поднялась, и первая лодка могла пройти только через три недели. Нам ничего не оставалось, как продать местным жителям остатки нашего снаряжения или обменять их на цыплят, яйца, молоко (здесь было всего несколько коров). Мы бездельничали и восстанавливали силы. По утрам пили молоко, добавляя в него немного оставшегося у нас шоколада, завтракали, глядя на то, как Веллар вытаскивал осколки из руки Эмидио и лечил его. Это было жуткое, но любопытное зрелище, чем-то напоминавшее полный затаившихся опасностей дремучий лес. Глядя на свои руки, я принялся рисовать их – получились интересные пейзажи, пальцы сплетались с ветками, превращались в длинные лианы. Около дюжины рисунков пропало во время войны (на каком из немецких чердаков они были забыты?). Почувствовав облегчение, я вновь принялся рассматривать предметы, наблюдать за людьми.

Вдоль берега – от Урупы до реки Мадейры – посты телеграфной линии соседствуют с редкими хижинами серингфейрос, рабочих, добывающих каучук: вот и все местное население. Жизнь здесь не так абсурдна, как в равнинных деревушках, и гораздо меньше напоминает кошмар. Особенности природных условий определяют характер хозяйствования. Во дворе зреют арбузы – этот розоватый, чуть подтаявший тропический снег, за домом взаперти живут съедобные сухопутные черепахи, которые здесь заменяют цыпленка для воскресного обеда. По праздникам готовят gallinha em molho pardo – курицу в коричневом соусе, а также bolo podre (буквально переводится как «гнилое пирожное»), cha de burro (дословно: «вареный осел») – это маис, пропаренный в молоке, и, наконец, baba moça («девичья слюна») – творог с медом. Невкусный резкий сок маниоки сбраживают со стручками перца, и через несколько недель получается нежный и очень вкусный соус. Так выглядит местное изобилие, здесь говорят: «Aqui sa falta o que não tem» – «Нам недостает лишь того, что мы еще не заполучили».

Местная кухня – настоящий «рог изобилия». Для языка Амазонии характерна крайняя степень оценочности явлений. О лекарственном средстве или о десерте говорят – «хорош (или плох) как черт», водопад называют «головокружительным», кусочек дичи – «чудовищно большой». Речь крестьян очень любопытна, особенный интерес представляют некоторые языковые деформации, основанные на звуковой инверсии: здесь произносят «percisa» вместо «précisa», «prefellamente» вместо «per-fettamente» и «Tribucio» вместо «Tiburcio». Молча размышляя о чем-то, иногда крестьянин неожиданно восклицает: «Sim Senhor!» или «Disparate!» Эти резкие по сути междометия очень точно характеризуют ход его запутанных и мрачных, словно таинственный лес, мыслей.

Изредка сюда приплывают на пироге странствующие торговцы – regatão или mascate (как правило, сирийцы или ливанцы); они привозят отсыревшие в долгом путешествии медикаменты и старые газеты. Так, листая один из номеров, найденный в хижине добывающего каучук рабочего, я узнал о Мюнхенском соглашении и всеобщей мобилизации с опозданием на четыре месяца.

Заметим, что у жителей лесных районов воображение развито лучше, чем у жителей саванн. Среди них много поэтов; например, в одной встреченной мною семье отец и мать, Сандоваль и Мария, очень необычно называли своих детей, они переставляли местами слоги в собственных именах, и получилось: Вальма, Вальмария, Вальмариза – для девочек; Сандомар, Маривал, Вальдомар, Валькимар – для мальчиков. Здешние «эрудиты» своим сыновьям дают имена знаменитых философов – Ньютон или Аристотель, а также придумывают названия для лекарственных средств, которые пользуются особенным спросом среди жителей Амазонии: «Драгоценная настойка», «Восточный тоник», «Особенная Гордона», «Бристольские пилюли», «Английская вода», «Небесный бальзам». Если они при этом и не принимают хлоргидрат хинина вместо глауберовой соли (с необратимыми последствиями), то способны для успокоения зубной боли выпить целую упаковку аспирина. Неслучайно маленький склад, построенный в нижнем течении реки Машаду, поставлял на пироге к верховью лишь два вида товаров: клистирные кружки и могильные ограды.

Кроме такой «искусной» медицины, прибегают и к другим способам лечения – к «народным» средствам: существует специальная система заклинаний – «oraçôes» и запретов «resguar-dos». Во время беременности женщина не должна ограничивать себя в еде. В течении первых восьми дней после родов она может есть только курицу или куропатку. Затем, вплоть до сорокового дня, в пищу употребляют мясо козленка и некоторые виды рыбы – pacu, piava, sardinha. Начиная с сорок первого дня женщина может возобновить сексуальные отношения и включить в меню кабана и так называемую «белую» рыбу. Целый год запрещено употреблять мясо тапира, сухопутной черепахи, красного козленка, а также дикого индюка и рыбы без чешуи. Местные жители объясняют такие предписания следующим образом: «Это проявление божественных законов: когда мир создавался вновь, женщина была очищена от прежних “грехов” лишь на сороковой день. Если она не будет следовать этой “диете”, исход будет ужасен. В конце менструального цикла она станет нечистой, поэтому мужчина, который будет находиться рядом с нею, также будет нечистым: таковы законы, придуманные богом для женщин, поскольку женщина – существо тонкое».

А вот пример из области черной магии: «Заклинание черной жабы» («Oração do sapo secco»), оно описано в «Книге Святого Киприана», продающейся бродячими торговцами. Для колдовского обряда нужно взять большую жабу «curucu» или «sapo leiteiro», непременно в пятницу закопать ее по шею в ямку с горячими углями, в результате пламя поглотит ее: через восемь дней можно пойти посмотреть, что получилось. На этом месте должен появиться «стебелек древа с тремя разноцветными веточками»: белая – символ любви, красная – отчаяния, черная – скорби. Легенда гласит, что жаба, которую не съел гриф-стервятник, может избавить человека от тех или иных чувств, переживаний. Нужно сломать соответствующую ветку, в зависимости от ваших желаний, и спрятать ее подальше от чужих глаз. Закапывая жабу в землю, произносят заклинание: