Дорога соли - Джейн Джонсон

На обочине дороги, вся в пятнах крови, неподвижно лежала верблюдица Муши. Двух других верблюдов, а самое главное, Атизи нигде не было видно. Их словно целиком проглотил какой-нибудь джинн. Мариата огляделась, но везде была только пустыня, пустота, наполненная мраком, едва тронутым светом тоненького месяца, пробирающегося сквозь волнистые облака.

Почему она не помогла старику? Он пропал, возможно, убит, а Мариата трусливо, малодушно пряталась. Она напомнила себе, что он сам приказал ей не высовываться, но молодой женщине все равно было очень стыдно. Оцепенелым движением она подняла свою кожаную сумку с бахромой, подарок Таны, последнее, что у нее осталось от прежней жизни. Она была пуста, ее содержимое солдаты бессмысленно разбросали по земле. Мариата стала лихорадочно шарить рукой и через несколько мгновений нашла оселок, моток веревки, три свечи и нож, который нагнал суеверного страха на одного из солдат. Немного поодаль в неверном свете месяца блеснул агадесский крест. Она нашла пучки трав, разбросанные там и сям, и даже камешки, очень похожие на ее кремни. Но как тут узнаешь наверняка, когда кругом валяются тысячи других с острыми краями? Мариата немного удивилась, когда под руки ей попался лежащий в грязи серебряный цилиндрик, который солдаты назвали зажигалкой. Она бросила его в сумку. Он упал на ее дно и глухо звякнул, но в тишине ночи это прозвучало неестественно громко. Но где обрывок ткани цвета индиго? Мариата вдруг поняла, что найти его для нее жизненно важно. Она ощупывала пыльную каменистую землю, совсем не думая, что в темноте могут скрываться скорпионы, словно вся жизнь не только ее, но и ребенка, носимого под сердцем, зависела теперь от того, найдется эта тряпица или нет. Не одну и не две долгие минуты женщина отчаянно обшаривала землю и наконец-то нашла! Обрывок висел на колючке куста. Мариата прижала ткань к лицу, вдохнула ее слабый, немного затхлый, ни с чем не сравнимый запах, потом поцеловала обрывок и аккуратно уложила его в сумку.

Сидя на корточках, она уныло смотрела на дорогу, уходящую к югу. Где-то там лежал Тинаривен. Кругом необъятная пустыня, тысячи миль древней земли, таящей в себе неизведанное, бесплодные скалы и пыль, где для человека нет ни укрытия, ни средств к существованию. Пески усеяны костями давно умерших людей — случайно заблудившихся римских легионеров, неосторожных захватчиков. Целый океан дюн, волна за волной вздымающихся и опадающих, колодцы, о которых знают только опытные проводники-мадугу, идущие впереди каравана, реки, бегущие так глубоко под землей, что на поверхности не видно даже их следа. Все это принадлежит не людям, а демонам пустынных мест и самому Кель-Асуфу. Теперь нет спасения от полного одиночества в этой пустыне. У Мариаты не осталось ни проводника, ни верблюдов, ни припасов. Ее ждет только отчаяние и безумие.

Позади, за спиной, лежал мир, известный ей. Даже пешком и в одиночку относительно нетрудно проделать обратный путь до Имтегрена, откуда она бежала вместе с Атизи. Но как только Мариата вернется, то снова попадет в лапы мачехи. А та немедленно отдаст ее проклятому мяснику. Мариата станет его второй женой и рабыней, зато выживет, как и ее ребенок. Да, выбора нет.

Мариата встала, закинула на спину кожаную сумку, решительно повернулась лицом к югу и зашагала в неизведанное.

За окном внедорожника с грохотом мчалась пустыня, причем с такой скоростью, что я и не подозревала прежде, что здесь можно так ездить. Сидя рядом с водителем, я прижала лоб к холодному стеклу и смотрела в непроницаемую тьму. Лишь бледные лучи фар, то и дело переключаемых с дальнего света на ближний и обратно, прорезали этот мрак, освещали близкие очертания песчаных бугров и холмиков, странных гигантских растений, тени которых бросались из-под колес, обломков скал, разбросанных то здесь, то там. Иногда машина шла юзом, словно по снегу. Водитель играючи выправлял ее, но по большей части гнал прямо, он полностью вдавил педаль газа, будто ему хорошо был знаком каждый метр этой пустыни. Впрочем, вероятно, так оно и было. За рулем сидел главарь контрабандистов, а двое его людей устроились сзади. Таиба загнали во вторую машину, которая следовала за нами на некотором расстоянии.

Теперь на главаре не было солнцезащитных очков, и я могла сложить более четкое представление о возрасте этого человека. Пространство вокруг глаз покрывала густая сетка глубоких морщин, в бровях пробивалась седина. Я прикинула, что ему, должно быть, где-то между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью пятью, при условии, что он хорошо сохранился. Несмотря на возраст, мужчина выглядел здоровым и крепким, видимо, жил в полном согласии с окружающим миром. Если кусок дерева долго лежит в пустыне, то палящее солнце выпивает из него всю влагу до последней капли. Он делается твердым как железо. Еще этот человек внушал страх. Когда он повернулся и посмотрел на меня, его взгляд был таким же пронзительным, безжалостным и холодным, как у хищной птицы.

— Скажите, Изабель, вы богатая женщина?

Я изумленно посмотрела на него, застигнутая врасплох этим прямым вопросом.

— А вам зачем?

— Хочу знать, смогут ли ваши родственники хорошо заплатить за то, что я отпущу вас домой, — горько усмехнулся он.

— Домой? — как эхо, повторила я, и это прозвучало довольно глупо. — Что вы имеете в виду?

— Если они захотят получить вас обратно в целости и сохранности, им придется заплатить выкуп.

Выкуп? Мысль об этом казалась мне нелепостью, я про такое только в книжках читала. Да и кто захочет платить за меня выкуп? Но что же еще происходит здесь, где-то у черта на куличках, посередине никому не известной пустыни? Вооруженные люди схватили меня, сунули в машину и на большой скорости везут в какой-то безымянный лагерь — как это называется? Придется тупо признать, что это и есть похищение. Нас схватили и увезли. Ради выкупа.

— Вы хотите сказать, что мы заложники?

— Можно сказать и так, — скупо улыбнулся контрабандист. — Я пока не решил. А вы не ответили на мой вопрос, Изабель Треслов-Фосетт. Вы меня простите, я не вполне разбираюсь в нюансах британского общества, но ваша двойная фамилия указывает на то, что вы относитесь, если так можно выразиться, к высшему эшелону, верно? К самому богатому слою общества.

— Боюсь, что вам очень не повезло насчет денег. — Теперь настала моя очередь горько усмехнуться. — Все мои родственники умерли.

— Так-таки все?

Он повернулся, с любопытством на меня посмотрел, и на мгновение мне показалось, что я уже где-то видела эти глаза. Не выдержав его взгляда, я отвернулась. Да-да, эти глаза!.. Они были посажены так, что казались мне поразительно знакомыми. Меня охватила дрожь. От страха, что ли? В моих обстоятельствах это звучало правдоподобно. Кстати, если это и страх, то совсем не тот, который я, бывало, испытывала на сложном участке подъема по скале, перед серьезным экзаменом или в более раннем возрасте, когда прислушивалась к шагам на лестнице. Я быстро подавила это воспоминание. Даже сейчас, когда я остро ощущала опасность, оно было настолько ярким и мучительным, что у меня вспотели ладони.