Дикий порт - Олег Серегин

…итак, контакты Дикого Порта с периферией Ареала более важны, чем с его центром. Как местер Люнеманн относится к тому, что добыча стратегического сырья, квазицитов Третьей Терры, оказалась полностью в руках семитерранских корпораций?

Заряд хорошего настроения на весь день. Лояльность крупного бизнеса гарантируют личные беседы особистов Райского Сада с представителями оного. Но передавать добычу квазицитов в частные руки — идиотизм, который мог явить только Объединённый Совет Ареала. Корпорации, действующие на Третьей Терре, формально автономны. Через подставных лиц они принадлежат государству. Планете Урал. Де-факто независимой.

А с де-юре можно и подождать…

— Эпоха абордажных боёв ушла в прошлое, — рассудительно вещает Люнеманн. — Я помню времена, когда гиперы только появлялись, но уже тогда ценнейшие грузы старались перевозить на них. Вы понимаете, у меня специфический опыт… — шутит пират, и зал угодливо смеётся. — Теперь заатмосферников практически нет. Биопластик теряет свою оружейную функцию. Для наземных бескровных акций усмирения он слишком дорог и неудобен. Посмотрим правде в глаза: пластик употребляется по большей части в медицине. Он, повторяю, слишком дорого стоит и доступен далеко не всем. О каком стратегическом сырье вы говорите?

«И фирм-подрядчиков несколько, — мысленно, с ухмылкой, подсказывает Ценкович. — Так что и о монополии речи нет».

Всё это изящная ложь.

Менее года прошло с тех пор, как был оправдан крупнейший со времён форсированных исследований сверхполноценности грант.

Ещё какое-то время уйдёт на испытания, отработку технологии процесса. Но скоро гиперкорабль, ушедший в мерцание, перестанет быть неуловимым и неуязвимым. Артобстрел, конечно, представить трудно, если каждый снаряд по стоимости будет равняться самому судну… а значит, пойдёт по старинке: оружейная функция биопластика и экстрим-операторы.

Наука идёт вперёд. И так уж повелось у Homo sapience, что первыми совершенствуются вооружения.

Найден способ перехватывать гипер в мерцании.

Стало быть, насильственная стыковка — дело времени.

За упоительно прекрасное враньё в глаза галактическому сообществу пират Люнеманн получил соответствующую техническую информацию.

Годы идут. Биопластиковый костюм замедляет старение, но не может его отменить.

У Тиши болят ноги.

Она изменила привычке: надела мягкие туфли вместо всегдашних лодочек, и ходит по кораблю бесшумно, как пушистая кошка. Но после всех минувших десятилетий нет нужды слышать её шагов.

Так близость весны ощущают деревья; так животные предчувствуют катаклизм; так вздрагивает человек под пристальным взглядом в спину.

Элия приподнимается, ища глазами вошедшую.

Она вынимает изо рта последнюю шпильку, чтобы заколоть на затылке тяжёлый узел. Улыбается тепло и дремотно: глубже становятся лучики-морщинки у серых глаз. Гребень в волосах инкрустирован серебром и чуть поблёскивает в мягком свете стенных панелей. Местра Надеждина не обращается к хирургам, не пользуется омолаживающими средствами декоративного ряда. Она достаточно долго пробыла ослепительной женщиной, чтобы спокойно превратиться в добрую бабушку.

— Верю в тебя, — внезапно декламирует Ценкович, — дорогую подругу мою. Эта вера от пули меня тёмной ночью хранила. Радостно мне — я спокоен в смертельном бою…

Алентипална смеётся, укоризненно поднимая брови. Грозит пальцем.

— Так оно и есть, — разводит руками Элия, — о прекраснейшая из женщин…

— Врун! — та строит гримаску. — Я и смолоду-то не была красива. А теперь я старая кошёлка.

— Я человек кристальной честности. Особенно в профиль, — заявляет Элия. — И свидетельствую, положа руку на сердце — ты прекраснейшая из женщин.

— А я настаиваю на том, что я кошёлка! — веселится Бабушка.

— Нет, — обречённо заключает Борода. — Никогда, никогда человек не сможет понять женщину.

Она всплёскивает руками, хватается за голову. Сев в кресло напротив, опускает подбородок на пальцы.

— Завтра в это же время будем на Терре, — упреждает Элия её вопрос. — Как ты себя чувствуешь?

Тиша медлит, прислушиваясь к себе: интерес не праздный.

— Мне и не было особенно плохо, — не слишком уверенно отвечает она.

Старый врач качает головой. Молчаливо благословляет долгие перелёты. Никакие уговоры, никакие попытки держать её в блаженном неведении не достигли бы цели: Тише стыдно отдыхать. Она слишком многое может сделать. Слишком многие нуждаются в помощи. С неё бы сталось загнать себя, и мысли не допустив, что она куда ценнее для мира, чем те, за кого тревожится.

Только поэтому Элия с Иваном отпускают её в поездки инкогнито. Пусть тратит силы на детей-инвалидов, но хотя бы восстанавливается за недели вынужденного бездействия в пути. Дома, на Урале, тоже достаточно проблем, чтобы занять ими каждую минуту.

— А где Ваня? — спрашивает она, потирая лоб.

— Корпит, — кратко отвечает Элия и объясняет, — над люнеманновской документацией. У Арийца каждая вошь на учёте. Не побалуешь. Ваня тамошний Браконьерский кодекс увидал, «Ох! — сказал, — что ж я маленьким не сдох?» и сел изучать.

Тиша полусонно улыбается шутке.

Она порядком побаивалась и охраны Начальника Порта, и самого Рихарда. Только давняя привычка забывать о себе и делать нужное неприятное дело не дала отказаться от предложения Элии. Но чуть ли не молитвенный взгляд Люнеманна и почти джентльменская выдержанность представителей вражеской расы сделали своё дело. Прощание было тёплым… к Тише невозможно испытывать что-то, кроме приязни.

Элии было пятнадцать лет, когда Земля, ещё не стяжавшая титула Древней, праздновала величайшую победу в своей истории. Величайшую — ибо впервые люди воевали не друг с другом. Впервые на победителей и побеждённых не смотрело одно и то же небо. Впервые…

Описать это невозможно.

Казалось, что мировая история подошла к концу, и теперь наступит новый Золотой век. Не будет войн. Разве можно людям вновь воевать друг с другом после того, что они совершили вместе? Разве можно одним уничтожать других, причинять боль?

И долго ещё казалось потом, что враги у людей есть только вне гигантского завоёванного Ареала. Блицкриг против анкайи. Взыскание морального ущерба с лаэкно.

Победу во Второй космической Элия ковал своими руками, как главный ксенолог флота. Она тоже была радостна, но ни в какое сравнение с той, давней, не шла.

Шоу — и чудо.

Разница.

Алентипална дремлет, дожидаясь завтрака. Выбившись из причёски, спадает вдоль щеки всё ещё русая прядь. Элия думает, что дома уже встаёт во весь рост третье поколение, с полным правом называющее Урал Отечеством, землёй отцов. Те, кто не помнит другого. Те, кто только по рассказам знает, откуда эмигрировали — бежали — деды и бабки. До сих пор Ценкович помнит давние прогнозы: теперь они смешны. Вопреки им, население колонии, собранное — согнанное — из двух десятков земных стран и ещё большего количества национальных культур, стало-таки единым конгломератом.