Возвращение в Оксфорд - Дороти Ли Сэйерс

Вот она опять, эта прежняя ярость, желание ударить побольнее, чтобы только увидеть, как он поморщится.

— Нет, — ответил он. — Я рассуждал отвлеченно.

— Чисто академически.

— Да, если хотите. С логической точки зрения поведение Уилфрида кажется мне необоснованным.

— Что ж, — сказала Гарриет, вновь обретя самообладание, — с академической точки зрения я готова признать, что Уилфрид — первостатейный идиот. Но если он не спрячет платок, что будет с моим сюжетом?

— А вы не можете сделать Уилфрида одним из тех ужасающе совестливых людей, которых вырастили в убеждении, что все приятное наверняка грешно? Тогда он может думать, что раз девушка кажется ему ангелом света, тем больше оснований верить в ее виновность. Пусть у него будет отец-пуританин и вера в геенну огненную.

— Питер, а это идея.

— Пусть пребывает во власти мрачного убеждения, что любовь порочна по самой своей сути и он может очиститься, лишь взяв на себя грехи этой женщины и погрузившись в искупительное страдание. Он все равно будет идиот, да еще и с патологией, но так его идиотизм хотя бы выйдет последовательным.

— Да, это интересно. Но если дать Уилфриду такие яростные и правдоподобные чувства, вся книга может потерять равновесие.

— Тогда придется оставить детектив-головоломку и для разнообразия написать книгу о живых людях.

— Я боюсь, Питер. Слишком близко к болевым точкам.

— Возможно, это самое мудрое, что вы можете сделать.

— Выплеснуть все наружу и отделаться?

— Да.

— Я подумаю. Но это может оказаться ужасно болезненно.

— Пусть это будет сколь угодно болезненно — какая разница, если получится хорошая книга?

Этот ответ застиг ее врасплох. Даже не то, что он сказал, а что это сказал именно он. Она никогда не думала, что Питер принимает ее работу всерьез, и уж никак не ожидала такого безжалостного суждения. Мужчина-покровитель? Кажется, с тем же успехом можно было ждать покровительства от консервного ножа.

— Вы пока не написали такую книгу, которую могли бы написать, если бы захотели, — продолжал он. — Может, потому, что все еще было слишком свежо. Но сейчас вы уже готовы, вопрос только в том, хватит ли у вас…

— Храбрости? — спросила Гарриет.

— Вот именно.

— Не думаю, что смогу это сделать.

— Нет, сможете! И не успокоитесь, пока не сделаете. Я двадцать лет пытался убежать от себя — это невозможно. Зачем совершать ошибки, если не можешь извлечь из них пользу? Рискните. Начните с Уилфрида.

— Черт бы побрал Уилфрида! Ладно, попробую. Может, он станет не таким картонным.

Он высвободил правую руку от весла и примирительно протянул ее Гарриет.

— Простите. Вечно всех учу жить с неповторимым высокомерием.

Она приняла руку и извинения, и они поплыли дальше в согласии. «И ведь в самом деле, — думала Гарриет, — мне пришлось принять от него много чего другого». Она удивилась, что не чувствует никакого внутреннего сопротивления.

Они простились у ворот.

— Спокойной ночи, Гарриет. Завтра я верну вам манускрипт. Вечером вам удобно? Я обедаю с Джеральдом, буду давать сурового дядюшку.

— Приходите тогда часов в шесть. Спокойной ночи и большое спасибо.

— Это я у вас в долгу.

Питер учтиво ждал, пока она запрет тяжелые решетчатые ворота.

— И во-от воро-ота монастыря закрылись за Со-оней, — протянул он приторным тоном.

Затем хлопнул себя по лбу театральным жестом, испустил горестный вопль и угодил прямо в объятия декана, которая возвращалась в колледж своей обычной бодрой рысцой.

— Так ему и надо! — сказала Гарриет и побежала по дорожке, так и не увидев, чем закончился инцидент.

Забравшись в постель, она вспомнила простодушную молитву благонамеренного, но не слишком красноречивого викария, которую, однажды услышав, запомнила на всю жизнь: «Господи, научи нас брать свое сердце и смотреть ему в лицо, как бы трудно это ни было».

Чтоб отогнать убийства тень,

Затянем Benedicite.

Пускай кошмары, страх и стон

Не потревожат мирный сон.

Пускай тебя укроет ночь,

А Гоблинов прогонит прочь.[225]

Роберт Херрик

— Проснитесь, мисс!

— Простите, что разбудили, мадам!

— Господи, Кэрри, что стряслось?

Когда вы целый час пролежали без сна, гадая, как изменить характер Уилфрида и не разрушить при этом весь сюжет, и только-только забылись тревожной дремой, полной бальзамированных герцогских трупов, вас не слишком обрадует, если вас разбудят две истеричные служанки в халатах.

— О, мисс, декан велела вам сказать. Мы с Энни так испугались. Ведь чуть-чуть не поймали.

— Не поймали что?

— Это самое, мисс. В естественнонаучной аудитории, мисс. Мы там его видели. Просто ужас.

Гарриет села в кровати, ошеломленная новостью.

— Оно убежало, мисс, и страшно буйствовало, мало ли что оно еще вытворит. Мы решили, что об этом надо кому-то рассказать.

— Ради бога, Кэрри, расскажите все по порядку. Сядьте обе и начните с самого начала.

— Но как же, мисс, надо ведь пойти и посмотреть, что оно делает. Оно вылезло из фотолаборатории через окно. Может, оно в эту самую минуту кого-нибудь убивает. Лаборатория заперта изнутри — а вдруг там труп и лужи крови?

— Не болтайте чепухи, — сказала Гарриет, но вылезла из постели и теперь отыскивала тапочки. — Если кто-то устраивает очередной розыгрыш, мы попробуем ему помешать. Но бросьте эту чушь про кровь и трупы. Куда оно убежало?

— Мы не знаем, мисс.

Гарриет посмотрела на разгоряченную толстушку Кэрри: лицо ее сморщилось и подрагивало, глаза истерично выпучились. Гарриет никогда особо не доверяла главному скауту, а ее не в меру энергичный нрав списывала на больную щитовидку.

— Где декан?

— Ждет вас у дверей аудитории, мисс. Она велела вас привести…

— Хорошо.

Гарриет сунула фонарик в карман халата и поспешно вышла из комнаты вместе со скаутами.

— Теперь коротко расскажите, в чем дело. И не шумите.

— Так вот, мисс, Энни ко мне приходит и говорит…

— Во сколько это было?

— С четверть часа назад, мисс, может, раньше, может, позже.

— Около того, мадам.

— Я себе сплю, снов не вижу, а тут Энни говорит: «Ключи у тебя, Кэрри? В аудитории неладное творится». А я ей и говорю…