От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

Летом 1911 года по высочайшему повелению 1-й лейб-гренадерский Екатеринославский полк был командирован в Петербург в Красносельский лагерь, где представился своему державному шефу и принял участие в маневрах. Перед отъездом полка я произвел ему подробный смотр и не мог не радоваться блестящему его состоянию, спокойствию и тишине в строю, уверенности при самых сложных перестроениях, а главное, той полной тишине, которая исстари составляла отличительную черту этого великолепного полка.

Во время смотра разразилась сильнейшая гроза и ливень, молнии сверкали не только в небе, но и скользили как змеи по земле (явление, виденное мною впервые). Я уже думал дать отбой, но учение шло так удачно, что решил им не мешать до конца. Гроза разрешилась проливным дождем, мы вымокли до нитки, но я довел полк до передней линейки его расположения и благодаря их указал, что этот ливень, наверное, послужит счастливым предзнаменованием их полного успеха в Красном Селе. И не ошибся. Главнокомандующий Петербургского военного округа великий князь Николай Николаевич, произведя смотр полку, высказал командирам гвардейских полков:

– К вам пришел конкурент, с которым вам нелегко будет соревноваться.

А мой старый друг, бывший командир Нарвского гусарского полка барон Штемпель (в 1911 году был Красносельским комендантом) писал: «Когда пришли ваши гренадеры, я хотел их хоть в чем-нибудь поймать, неоднократно присутствовал при заступлении полка в караул или при смене, и не мог им сделать ни одного замечания».

После высочайшего смотра государь император, поблагодарив полк за блестящий смотр, подошел к полковому знаменщику старшему унтер-офицеру Шеффелю, кавалеру Георгиевского креста I V, III и II степеней и со словами:

– За твою личную доблесть и во внимание к заслугам полка жалую тебе Георгиевский крест I степени – собственноручно надел ему этот крест.

В этом же году по высочайшему повелению я был назначен председателем комиссии по восстановлению полей важнейших сражений 1812 года: Бородинского, под Красным, под Вязьмой и под Малым Ярославцем. Перечисленные поля были восстановлены в том виде, в каком они были сто лет назад во время самых боев. Особенно трудно было восстановить Бородинское поле, но и оно удалось вполне благодаря тому, что в Гренадерском саперном батальоне оказалось наставление для производства саперных работ и укрепления полевых позиций, изданное в 1811 году. Восстановление полей, особенно Бородинского, потребовало отчуждения некоторых земельных участков. Крестьяне по первому же заявлению комиссии объявили, что предоставляют все необходимые для комиссии принадлежащие им участки безвозмездно в полное ее распоряжение. Местный помещик назначил за свои земли по 150 рублей за десятину. Но самой несговорчивой, по первоначалу, оказалась игуменья Бородинского монастыря, которая за участок немного более полудесятины, на котором во время боя были сооружены Семеновские флеши, потребовала плату в сумме 48 000 рублей, объясняя такую несоразмерно высокою цену тем, что на этом именно участке у них построен скотный двор и разбит огород клубники, и монастырю не только придется купить новый участок земли, но и затратить крупные суммы на перенесение скотного двора. Долго оставалась игуменья непреклонной в своих требованиях, так что по соглашению с московским губернатором Владимиром Федоровичем Джунковским было решено прибегнуть к отчуждению участка по 12 рублей за квадратную сажень. Но когда наступил 1912 год, охватившее всех воспоминание о подвигах наших войск и всего народа сказалось и на инокинях Бородинского монастыря, построенного вдовою генерал-аншефа Тучковой в память трех ее сыновей, павших в Бородинском бою.[255] Я неожиданно получил письмо от настоятельницы, в котором она заявляла, что монастырь с радостью отдаст необходимый участок безвозмездно и просит начать работы когда нам угодно.

Бородинское поле было вполне восстановлено в том именно виде, в каком оно находилось в 1812 году. Были восстановлены Семеновские флеши, Центральный редут, батарея Раевского и прочее. В дополнение к прежнему явилось только новое шоссе, проложенное так, чтобы можно было совершить объезд позиции в экипаже.

Работы производили две роты Гренадерского саперного батальона под руководством командира 3-й роты капитана Турчина.

Лучшим показателем, как производились эти работы и каково было поведение саперов по отношению к жителям, может служить доклад В. Ф. Джунковского,[256] сделанный им Командующему войсками и повторенный нам в комиссии. Привожу его дословно: «Когда я объезжал Бородинское поле, жители прилежащих деревень заявили мне – мы никогда не видали таких солдат, не нарадуемся, глядя на них, как они работают и как хорошо, ласково относятся к нам. Мы очень просим, чтобы они подольше остались среди нас».

Много думал и я о предстоящем праздновании столетия Отечественной войны и готовил гренадер к этому торжеству. Отставление в 1908 году от назначения командующим войсками в Москву не задело моего служебного самолюбия. Напротив, командование Гренадерским корпусом, сразу так хорошо задавшееся, вполне меня удовлетворяло. За пять лет командования я так сжился с корпусом, так ясно сознавал, что мы с ним составляем одно целое, что главное мое желание сводилось к представлению гренадер их Державному Вождю на предстоящем в 1912 году параде, на том самом Бородинском поле, на котором сто лет тому назад обессмертили себя полки 2-й гренадерской дивизии, и в память которых императором Александром I всем гренадерам пожалован «Гренадерский поход»,[257] который бьют при салютовании знаменам.

Думал об этом параде и государь, потому что, отпуская в 1911 году командира своего 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка, ему сказал:

– Гренадеры и не подозревают, как я их награжу.

Но моим мечтам не суждено было сбыться. Генерал Плеве, услыхав от В. Ф. Джунковского, что предположено назначить меня командующим парадом на Бородинском торжестве, решил во чтобы то ни стало удалить меня из Москвы и пошел на крайнее средство. Предлогом для этого послужило следующее обстоятельство: согласно разъяснению Главного штаба командиру корпуса предоставлялось право, по мере открытия в корпусе штаб-офицерских вакансий, представлять к производству в подполковники капитанов, прослуживших в чине семь лет, оговаривая в представлении, желает ли представляемый быть произведенным только в своем полку или согласен на перевод в один из прочих полков корпуса. На основании этого разъяснения мною были представлены к производству в подполковники три капитана: 2-го гренадерского Ростовского полка командир роты Его Высочества капитан Миссо в свой полк и два капитана 8-го гренадерского Московского полка с переводом в другие полки корпуса.