Джек Ричер, или Я уйду завтра - Ли Чайлд

Так и было. За такие деньги они могли бы вернуться в «Четыре времени года». Вот только это было невозможно.

Я остановился в тени на тротуаре Седьмой авеню. Куда они направились? И прежде всего: как они это сделали? Не на машинах. Их было пятнадцать человек, когда они покидали отель. Значит, им требовалось не менее трех машин. Но в старых заведениях, где работает один ночной портье, нет парковок для машин клиентов.

Такси? Вполне возможно, когда возвращаешься из центра поздно вечером. Но выехать в три часа ночи с Седьмой авеню? Восьми пассажирам потребовалось бы по меньшей мере два пустых такси.

Маловероятно.

Подземка? Возможно. Я бы даже сказал, весьма. На расстоянии квартала находятся три станции. Ночное расписание, максимальное ожидание на платформе двадцать минут, но поезда направляются в центр или на окраину. Какое решение они приняли? Они не могли выбрать место, куда далеко идти пешком. Восемь человек, куда-то спешащих в такое время, сразу привлекут внимание. На улицах города находится шестьсот агентов. Единственный известный мне отель, который мог им подойти, располагался сильно к западу от линии, идущей вдоль Восьмой авеню. Им бы пришлось шагать пятнадцать минут или даже больше. Слишком большой риск.

Значит, метро. Но куда именно?

Нью-Йорк. Триста двадцать квадратных миль. Двести пять тысяч акров. Восемь миллионов различных адресов. Я стоял и отбрасывал возможности, как компьютер.

Получалась пустышка.

И тут я улыбнулся.

«Ты слишком много говоришь, Лиля».

У меня в голове снова зазвучал ее голос. Мы сидели с ней в баре «Четырех времен года», и она рассказывала про афганских воинов. Жаловалась на них – ведь тогда она делала вид, что находится на противоположной стороне. На самом же деле она хвасталась ловкостью своего народа и радовалась, вспоминая бессилие Советской армии в борьбе с ним. Она сказала:

«Моджахеды были совсем не дураки. Они обычно проверяли позиции, которые мы объявляли оставленными».

Я направился обратно на Геральд-сквер, к поезду R, решив, что выйду на углу Пятой авеню и Пятьдесят девятой улицы. А оттуда уже совсем близко до старых домов на Пятьдесят восьмой.

Старые дома на Пятьдесят восьмой улице были темными и тихими, что совсем неудивительно в четыре тридцать утра в районе, где до десяти царит спокойствие. Я наблюдал за ними с расстояния в пятьдесят ярдов, из темного дверного проема, находившегося на противоположной стороне Мэдисон-авеню. На дверь самого левого дома из трех, с давно закрытым рестораном на первом этаже и единственным звонком, полиция наклеила желтую ленту, какими ограничивают место преступления.

Свет в окнах не горел.

И я не заметил никаких признаков активности.

Желтая лента выглядела целой. Естественно, на ней должна была находиться печать нью-йоркской полиции – маленький прямоугольный листок бумаги, приклеенный между дверью и косяком на уровне замочной скважины. Скорее всего, он по-прежнему на месте.

Значит, должна быть задняя дверь. И скорее всего, она есть, ведь раньше здесь находился ресторан. А когда ресторан работает, в течение дня образуется куча малоприятного мусора с сильным запахом, который привлекает крыс. На тротуаре отбросы хранить невозможно. Лучше оставлять их в запечатанных контейнерах возле кухонной двери, потом переносить к заднему входу, откуда их ночью увезут специальные машины.

Я прошел двадцать ярдов на юг, чтобы улучшить угол обзора, но не увидел никаких проходов или переулков. Дома стояли вплотную друг к другу на протяжении всего квартала. Рядом с дверью, заклеенной желтой лентой, находилось окно старого ресторана, дальше – другая дверь. Архитектурно она принадлежала соседнему зданию. На первый этаж вела черная дверь без надписей, поцарапанная в нескольких местах, заметно шире обычной, без ступеньки и ручки снаружи, но с замочной скважиной. Без ключа дверь открывалась только изнутри. Я был практически уверен, что она ведет в крытый проход.

Очевидно, в здании, соседнем с рестораном, на первом этаже имелось две комнаты, и на всех остальных – по три. На уровне второго этажа шла сплошная стена. Но ниже находились проходы, которые вели к заднему входу и которые потом заделали. Права на воздух на Манхэттене стоят целое состояние. Город продает себя не только в стороны, но вверх и вниз.

Я вернулся в свой темный дверной проем и принялся считать время. Прошло сорок четыре минуты с того момента, как парни Лили попытались меня схватить. И примерно тридцать четыре после того, как Лиля рассчитывала получить доклад о выполненном задании. Иными словами, миновало двадцать четыре минуты с тех пор, как она потеряла всякую надежду на благополучный исход. Возможно, ей уже четырнадцать минут хочется мне позвонить.

«Лиля, ты слишком много говоришь».

Я стоял в темноте и ждал. Улица передо мной была совершенно пустой. Лишь изредка по Мэдисон-авеню проезжали машины. Однако на Пятьдесят восьмой царили тишина и спокойствие. Я нигде не видел пешеходов, любителей прогулок с собаками или парочек, возвращающихся с вечеринок. Сборщики мусора уже закончили работу. Доставка свежего хлеба еще не началась.

Сердцевина ночи.

Город, который никогда не спит, спокойно отдыхал.

Я ждал.

Три минуты спустя телефон у меня в кармане начал вибрировать.

Не спуская глаз с ресторана, я вытащил телефон и открыл его.

– Алло, – сказал я, поднеся его к уху.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты не пришла.

– А ты рассчитывал на встречу со мной?

– Меня она не слишком интересовала.

– Что случилось с моими людьми?

– Они в системе.

– У нас еще есть шансы договориться.

– Как? Ты больше не можешь терять своих людей.

– Мы постараемся что-нибудь придумать.

– Ладно. Но цена выросла.

– Сколько?

– Семьдесят пять.

– Где ты сейчас находишься?

– Рядом с твоим домом.

Последовала пауза.

И я увидел движение в левом из двух окон на четвертом этаже. В комнате было темно, но я все равно заметил слабое призрачное шевеление, с трудом различимое с расстояния в пятьдесят ярдов.

Возможно, чуть сдвинулась занавеска.

Или мелькнула белая рубашка.

Или меня обмануло воображение.

– Тебя нет возле моего дома, – сказала Лиля.

Однако уверенности у нее не было.

– Где ты хочешь встретиться? – спросила она.

– Какое это имеет значение? Ты все равно не придешь.

– Я кого-нибудь пришлю.